Алый куб господина Сортеса. Роман в четырёх частях. Книга первая
Шрифт:
– Но это ведь не всё, верно? – с уже почти нескрываемым напряжением в голосе, спросил Фреовин.
Ему было абсолютно плевать на очередного подрезанного, каких каждое утро пачками вытаскивали из закоулков, было плевать и на так оплакиваемую псевдо-бродягой старуху, и псевдо-бродяга это прекрасно знал, просто в этот раз, за действительно нужную информацию, он хотел не денег, а чего-то иного.
– Всё верно, есть ещё кое-что, но это будет стоить дороже горстки местных монет.
Фреовин был готов удавить сидящего перед собой, но к счастью, как для ментального, так и для физического здоровья псевдо-бродяги, он, тут же взял себя в руки, лишь глубоко вздохнув, молча кинул на стол запечатанную пачку сигарет. Глаза псевдо-бродяги сразу же загорелись и тот, быстрым движением, смахнул пачку со стола.
– Здешние, ещё не пришли к автоматизации. Таких вещей, здесь уж точно не делают. Боюсь представить, как ты их достал. Ну да, в целом, это неважно для нас обоих, верно? – с довольной улыбкой произнёс псевдо-бродяга, чиркнув пламенем из небольшой квадратной зажигалки.
На её лицевой стороне была изображена взлетающая птица, снизу же, красовалась подпись на явно неместном языке, гласившая:
«Пламя горит лишь во имя свободы».
– Забавно, что она всё ещё у тебя. Хотя, ты никогда не был тем, кто может отсечь воспоминания, – произнёс Фреовин, про себя же, добавив: «Ты, как и я, так же, ничуть не изменился».
Псевдо-бродяга молча затянулся и лишь затем, не в силах спокойно сидеть под напряжённо ожидающим взглядом Фреовина, стал рассказывать:
– Сидел я вчера в «Слепом Глазе». Дело было уже затемно. Думал, наконец, отдохнуть, как обычно, в дальнем углу, но тут гляжу, Ралис за стойкой сидит. Ну, такой, невысокий мужик, волос рыжевато-грязный и лысоват местами. Так вот, сидит он сгорбленный, да в кружке пойла печаль свою топит. Мне сразу странным показалось, что такой тихий конюх, да и далеко не пьянчуга, в таком месте забыл. Подсел я к нему, пару кружек, слово за слово, он мне, как на духу всё и выложил. Говорит, что в семье Сортес беда приключилась. Всё поместье на ушах стоит. Говорит, молодой господин, уже как второй день не возвращается. Куда ушёл, никто не знает.
– Семья Сортес, насколько я был наслышан, довольно консервативна в вопросах содержания слуг. Так к чему же этим слугам, так переживать о бедах своих строгих господ? – с некоторым сомнением спросил Фреовин.
– Дело в том, что молодой господин, с недавнего времени, а если точнее, то с прошлых холодов, единственный живой Сортес. Если с ним, что-то случится, то слуги будут ничьи. Думаю их, как и остальное имущество, отдадут в распоряжение короны. Что-то, конечно, осядет в необъятных карманах нашего управителя, но, в наше время, без этого ничего не обходится. В общем, трясутся они, потому как разбросает их по стране, а там уж только Ёрмин знает, что с ними будет.
– Интересно, – несколько отстраненно произнёс Фреовин.
Теперь, он был доволен потраченным временем. Наконец, за минувшие пять холодов, у него есть зацепка и, его предстоящие поиски, уже сдвинулись с мёртвой точки. Нужно лишь, найти в городе упомянутого конюха и узнать, как выглядит его господин.
Фреовин встал из-за стола и направился к выходу, как вдруг, до его уха донеслась еле слышная, произнесённая почти шепотом фраза псевдо-бродяги:
– «Иль-видра зортис Фреовин».
Смысл сказанного, до Фреовина дошёл не сразу. Слишком долго, он не слышал и не говорил на языке «Единого Света». Эти слова означали, что некое чувство, всё же, не подвело его, когда он только переступил надтреснутый порог пропахшего кабака.
– «Илькильта наста зордис», – ответил Фреовин и уверенно подошёл к одному из столиков, за которым сидело четверо, примеченных им ещё при входе в кабак, незнакомцев.
Сидящие, были одеты в длинные темновато-бурые плащи, походившие на дорожные мантии путешественников. Капюшоны плащей у всех опущенные и надвинуты на лицо. Довольно частая привычка у здешних завсегдатаев, вот только завсегдатаями, при близком рассмотрении, они явно не были. Из-под капюшона, одного из сидящих, выбивался локон чистых светлых волос. Стоит ли говорить, что подобное, в таком рода месте, было инородно. Они ещё не успели ничего понять, когда под плащом подошедшего, что-то блеснуло и, голова, одного из них, слетела на грязный дощатый пол. Фреовин, тут же перехватил выхваченный топорик и обрушил следующий удар прямиком на голову второго сидящего. Раздался противный треск раздробленного черепа. Оставшиеся двое других, вскочили со своих мест, обнажив небольшие одноручные мечи. На гарде каждого меча гордо отблёскивал отчеканенный герб: «зубастая пасть благородного пса, свирепо сжимала извивающегося змея» – это не оставляло всяких сомнений в том, что пред Фреовином стоят никто иные, как люди местного управителя.
«Значит, и вам я интересен», – подумал про себя Фреовин и сделал уверенный шаг к одному из них.
Мужчина, в ответ на это сближение, взревел и ринулся вперёд в рубящем ударе. Фреовин лишь отошёл в сторону, проводя летящий мимо удар взглядом и одним движением, отсёк держащую меч руку. Боевой крик нападающего, тут же, сменился воплем боли и отчаяния. Мужчина упал на колени в истерике, прижимая к груди оставшийся обрубок. Фреовин пнул его в лицо, а после, перешагнув через всё ещё вопящего мужчину, обратился к последнему оставшемуся:
– Значит, почти вышли на меня и решили подсидеть в одном из подобных мест. Довольно умно для таких, как вы.
Стоящий перед ним мужчина, твёрдо сжимал рукоять своего меча.
«Сам ведь виноват, тот случай в порту, когда я совсем забыл об осторожности», – подумал про себя Фреовин.
Вдруг, мужчина резко взмахнул мечом и ринулся на Фреовина. Тот, лишь слегка, отстранился назад. Остриё пролетело пред самым его носом, но Фреовина это не заботило. Теперь, когда весьма неудачный, по его мнению, выпад был сделан, у нападающего не оставалось шанса. Лезвие в руках атакующего ещё не завершило свой пролёт, как его срубленная с тела голова, уже летела вниз, под аккомпанемент алых фонтанирующих брызг, что в обилии сочились, с уже безвольно падающего навстречу грубому деревянному полу тела.
Фреовин поморщился. Убийство вызывало у него неприязнь и, в какой-то степени, отторжение, но, в то же время, он непоколебимо считал, что его цель оправдывает подобные методы. И вот, под ногами Фреовина лежал последний раненый противник. Тот, уже не кричал, как прежде, а лишь жалобно скулил, всё так же прижимая к себе остатки руки. Было ли Фреовину жалко лежащего, как жалко тех попрошаек, что часто скитаются вдоль улиц и кому он, неизменно, кидал хотя бы пару монет? Определённо нет. Прожив, довольно долгую жизнь, он мог отличать сочувствие от, как он считал, трусливой и опасной для жизни слабости. Фреовин приложил руку к голове лежащего, его ладонь, на мгновение, вспыхнула синеватым светом.
«Как и ожидалось, их довольно много, и все заинтересованы в моей скромной персоне. Очень жаль, что так вышло», – подумал он.
И вот, один взмах, один рубящий удар, голова последнего солдата, безвольно покатилась прочь от ещё содрогавшегося тела. Фреовин выпрямился, оглядев усталым взглядом всех присутствующих. Их напряжённые взоры, были обращены на него. Последний, в ответ, не спеша, убрал топор за полы своего плаща, и всё так же, не спеша и не проронив ни слова, вышел прочь, за двери кабака. Оказавшись на улице, он, тут же затерялся среди вечно куда-то спешащей толпы. Отныне, в городе для него было слишком опасно и искать конюха, не представлялось возможным. Теперь его путь лежал далеко за пределы города, в место, где он, как надеялся, сможет взять всё необходимое, дабы после, направиться прямиком в земли небольшого поместья семьи Сортес.