Алый Пимпернель. Дьявол верхом
Шрифт:
Странно, что его судьбу определил один случай – невольное убийство графом его брата-близнеца.
– Если бы не это, – продолжал Леон, – моя жизнь была бы совсем иной. Бедный маленький Жан-Пьер! Я часто думаю, что он смотрит на меня и говорит: "Всем этим ты обязан мне".
– Это было ужасно, но, как вы сказали, обернулось вам на пользу.
– Не только мне, но и моей семье. Я ведь могу помогать им. Граф знает об этом и очень этим доволен. Он тоже им помогает. У них лучший дом в деревне и несколько акров земли. Они могут себя обеспечить – соседи им даже завидуют. Я слышал, как многие из них говорили, что Бог улыбнулся моим родителям
Я слегка поежилась.
– Реализм, мадемуазель, типичен для французов. Если бы Жан-Пьер в тот день не выбежал на дорогу и не угодил под копыта графских лошадей, то он бы жил в нищете вместе со всей семьей. Так что их выводы можно понять.
– Я думаю о вашей матери. Что чувствует она?
– Мать – другое дело. Каждую неделю она носит цветы на могилу Жана-Пьера и сажает там вечнозеленые кусты в знак того, что память о нем всегда живет в ее сердце.
– Но она, по крайней мере, радуется, видя вас?
– Да, но это напоминает ей о моем брате. Люди до сих пор говорят о происшедшем. Они все больше порицают графа, забывая, что он сделал для нашей семьи. Сейчас против аристократов поднимается волна гнева, и им припоминают все, что только можно.
– Я чувствую это с тех пор, как приехала во Францию, и знала об этом до того.
– Да, грядут перемены. Я слышу об этом, посещая свою семью. Со мной они достаточно откровенны. Возмущение нарастает все сильнее. Конечно, причин для этого немало, видит Бог – в стране много несправедливости. Народ разочарован в своих правителях. Я часто думаю, как долго это может продолжаться. Теперь не безопасно бывать одному в деревне, если ты не одет, как крестьянин. Раньше такого никогда не было.
– Чем же все это кончится?
– Чтобы узнать это, дорогая мадемуазель, нам придется ждать, и боюсь, не очень долго.
Подъезжая к замку, мы услышали топот копыт и увидели всадника, движущегося нам навстречу. Это был высокий, скромно одетый мужчина без парика на рыжей шевелюре.
– Это Люсьен Дюбуа! – воскликнул Леон. – Люсьен, друг мой, рад тебя видеть!
Всадник натянул поводья и снял шляпу, завидев меня. Леон представил меня, как мадемуазель Мэддокс, кузину графа, гостившую в замке.
Выразив удовольствие от встречи, Люсьен Дюбуа спросил, долго ли я здесь пробуду.
– Это зависит от обстоятельств, – ответила я.
– Мадемуазель – англичанка, но говорит на нашем языке, как француженка, – заметил Леон.
– Боюсь, что не вполне, – сказала я.
– Но вы и впрямь превосходно говорите, – похвалил меня мсье Дюбуа.
– Ты, конечно, приехал к сестре, – сказал Леон. – Надеюсь, останешься здесь на некоторое время?
– Как и в случае с мадемуазель, это зависит от обстоятельств.
– Вы уже встречались с мадам Легран, – обратился ко мне Леон. – Мсье Дюбуа – ее брат.
Я отметила некоторое сходство – броскую красоту, рыжие волосы, глаза, правда, не такие зеленые, как у сестры, но, возможно, он не владел искусством подчеркивать их цвет.
Меня интересовало, что думает мсье Дюбуа об отношениях его сестры с графом. Возможно, будучи французом, он считал их нормальными. Я цинично подумала, что знатность графа делала ситуацию приемлемой. Быть королевской любовницей почетно, а любовницей бедняка – постыдно. Я не могла принимать подобных различий, и если причина заключалась в моей незрелости и отсутствии реализма, то я радовалась этим качествам.
– Ну,
– Если мне не окажут честь, пригласив в замок, то можешь зайти к сестре, – ответил мсье Дюбуа. Кивнув нам, он поскакал прочь.
– Вот человек, недовольный жизнью, – промолвил Леон.
– Почему?
– Потому что, по его мнению, она обошлась с ним не так, как он того заслуживает. Впрочем, все неудачники в мире жалуются на судьбу.
– Вина лежит не в наших звездах, а в нас самих, как отметил наш национальный поэт.
– Таких, как он, здесь много, мадемуазель. Зависть – весьма распространенное чувство. Она является составной частью каждого из смертных грехов. Бедняга Люсьен! Он имеет повод для недовольства, и думаю, что никогда не простит семейству Фонтен-Делиб.
– А что они ему сделали?
– Не ему, а его отцу. Жан-Кристоф Дюбуа был заключен в Бастилию и умер там.
– Но по какой причине?
– Потому что графу – отцу теперешнего – приглянулась жена Жана-Кристофа, мать Люсьена и Габриель. Она была очень красивой женщиной. Габриель унаследовала ее внешность. Есть такая вещь, именуемая lettre de cachet [154] . Она могла быть приобретена влиятельными людьми, и с ее помощью они были в состоянии отправить своих врагов в тюрьму. Жертвы никогда не узнавали причины их заключения. Lettre было достаточно, чтобы засадить их туда. Это просто чудовищно! Сами слова lettre de cachet могут посеять ужас в чьем угодно сердце. Возражать бесполезно. Графы де Фонтен-Делиб, разумеется, всегда пользовались влиянием в придворных кругах и парламенте. Могущество их велико. Отец нынешнего графа пожелал эту женщину, ее муж возражал и намеревался увезти ее. Затем однажды ночью к нему в дом прибыл курьер, имевший при себе lettre de cachet. Больше Жана-Кристофа никогда не видели.
154
письмо с печатью ( франц.); так именовался королевский указ о заточении в тюрьму.
– Какая жестокость!
– Да, мы живем в жестокое время. Поэтому люди и намерены изменить его.
– И они это сделают?
– Чтобы исправить ошибки столетий, требуется больше, чем несколько недель. У Жана-Кристофа были сын и дочь. Граф умер спустя три года после того, как сделал жену Жана-Кристофа своей любовницей, и хозяином замка стал теперешний граф, Шарль-Огюст. Габриель была молодой вдовой восемнадцати лет. Она пришла просить за отца. Шарля-Опоста поразила ее красота. Он был молод и впечатлителен. Но оказалось слишком поздно – Жан-Кристоф умер в тюрьме, не дождавшись приказа об освобождении. Как бы то ни было, Шарль-Огюст влюбился в Габриель, и спустя год после их встречи она родила Этьена.
– Какие, однако, драмы окружают замок!
– Там, где присутствуют графы де Фонтен-Делиб, всегда происходят драмы.
– Габриель, по крайней мере, простила несправедливость, причиненную ее отцу?
– Да, но Люсьен – другое дело. Я часто думаю, что он лелеет мстительные замыслы.
Когда мы подъезжали к замку, я не могла отогнать мысли о несчастном, которого безжалостно обрекли на окончание жизни в тюрьме лишь потому, что кто-то пожелал убрать его с дороги. Мне казалось, что атмосфера интриги и драмы, царящая в замке, начинает сгущаться вокруг меня.