Амазонка пустыни
Шрифт:
Кромешный мрак окутал их, едва они вышли из по-лосы мутного света, бросаемого бумажным фонарем чо-фана. Это не был мрак ночи, это был мрак пещеры, мрак дома глухой воробьиной ночью с наглухо закрытыми ставнями. Мрак выдвигался перед путниками, как стена, и инстинктивно они вытягивали вперед руки, чтобы не наткнуться на что-либо. Нигде не светилось ни одно окно, не горел фонарь, не видно было ночника пешехода. В од-ном месте, в углублении, за деревянной решеткой была открытая кумирня. Тонкие душистые свечки, воткнутые в горку песка, догорая, тлели. Их красные огоньки отра-зились в бронзе какого-то
Это был кошмар, полный ужасов, какие только мо-жет придумать расстроенный и больной мозг. Они шли гуськом. Впереди — дунганин, за ним — Идрис, потом — Порох, Иван Павлович и последней — Фанни, медленно разматывая клубок. Их шаги гулко и глухо раздавались по убитой земле в тишине черной ночи. Иногда кто-либо терял впереди идущих. Слышался сзади робкий голос: «Где вы?» — «Здесь, здесь», — отвечали несколько голо-сов, шаги стихали и отставшие наталкивались на нервно дышащих людей. Было душно. Иногда останавливались, чтобы перевести дыхание. В сырой духоте ручьи пота стремились по лицам. Обтирались платками, и белые платки чуть определялись во мраке. Стояли у стен таин-ственных спящих домов и, казалось, слышали мерное дыхание и храп их обитателей. Точно спустились в цар-ство мертвых, в город могил, полных ожившими мертве-цами. Дома-пещеры были склепами, и жутко было ду-мать, что земля может обвалиться и всех засыпать. Судя по тому, что дорога все время спускалась, что нигде не было видно отдушин, углублялись в землю. Много раз поворачивали то направо, то налево. Попалась под ноги собака. Она не залаяла, но сама испугалась и метнулась в сторону.
Сколько шли? Казалось, что долго, но, судя по тому, что ноги не устали и клубка было размотано меньше по-ловины, прошли не так далеко.
Вдали замаячил мутно-желтый свет фонаря. Точно кто шел навстречу. Невольно схватились за винтовки, но скоро разобрали, что свет был на месте. Подошли к нему. На длинной, косо воткнутой в землю жерди висел четы-рехугольный фонарь из промасленной бумаги. В нем тус-кло горел ночник. При неясном свете его стали видны две совершенно голые фигуры китайских солдат. Они разме-тались в беспокойном бредовом сне, который дает опиум, и что-то бормотали. Ружья были брошены, валялись ма-ленькие трубочки, погасшие лампочки, коробочки с опи-умом. Все было, как обещал тифангуань.
— Здесь, — сказал, останавливаясь, дунганин и, по-молчав, добавил: — Ченна.
Все стояли, не зная, что предпринять. Ничего не было видно.
Дунганин показал на землю в трех шагах от себя и еще настойчивее проговорил свое «ченна» — «деньги».
Порох отошел к указываемому месту и сказал: «В земле окно, закрытое решеткой». Иван Павлович стал доставать деньги.
Идрис с Порохом взялись за края решетки и потяну-ли их. Она подалась. Иван Павлович пришел к ним на помощь, заложили петлей веревку и дружными усилия-ми вырвали решетку вместе с рамой из каменного осно-вания. Пахнуло смрадом нечистот, теплой сыростью по-греба.
— Василий Иванович, — окликнул вполголоса Иван Павлович, — вы здесь?
Молчание.
Идрис нагнулся над ямой.
— Господина, а господина. Это я, Идрис, твой ин-гуш. Господина!..
Где-то глубоко послышался тихий шелест и слабые стоны.
— Василий Иванович! Это я, Иван Павлович Тока-рев, офицер с Кольджатского поста.
Стоны стали сильнее. Послышались плач и рыдания.
— Василий Иванович, Васенька, — снова загово-рил Иван Павлович, — откликнитесь, отзовитесь, вы ли это?
— Да… это… я… Был… я… теперь нет, — раздалось неясно из ямы.
— Василий Иванович, мы вам спустим веревку. Мо-жете ли вы обвязать себя ею, и мы вас вытащим.
— Не… понимаю.
Иван Павлович повторил.
— Нет… Не могу… Она душит меня…
— Кто она?
— Эта… китаянка… Она опутала меня своими кишками… душит. Как жжет, как жжет!.. Пить.
— Он в бреду, — проговорил Иван Павлович. — Придется спуститься кому-либо из нас, привязать его, а потом остаться и дождаться петли снова.
Вызвался Идрис. Его обвязали веревкой, но, когда он подошел к яме, он затрясся.
— Не могу, господина! Там шайтан… Ой, прости, господина. Лучше убей — не могу.
Мистический ужас охватил ингуша. Из ямы неслись едва уловимые стоны, вздохи и жалобы.
— Она душит… Она смотрит на меня мертвыми гла-зами…
Наступила минута замешательства.
— Извольте, ваше благородие, я живо спущусь, — проговорил спокойно, почти весело Порох. — Мы так сделаем.
Он устроил петлю и отпустил веревку в яму. Когда она коснулась дна и начала изгибаться, он закрепил ее за края рамы.
— Не так и глубоко, — сказал он, — сажени две, не больше будет.
Его бодрый голос, его уверенные движения ободри-ли всех. Он перекрестился, обвил веревку ногами, опус-тился в яму, ухватился руками за края, подался еще и еще и исчез под землей.
— Вот и готово, — послышался его голос. — Сейчас начну увязывать. Только принимайте осторожней, не ушибить бы о края.
Иван Павлович хотел призвать дунганина-провод-ника на помощь, но его нигде не было. Он исчез. Он пре-дал их в этой ночи. Молча переглянулся он с Фанни.
— Как хорошо, что клубок… — прошептала она. — Это вы придумали?
— Меня точно, что толкнуло. Наитие какое-то. — Только бы он не перервал.
— Бог не без милости…
— Готово, можете тянуть, — послышался снизу го-лос Пороха.
Иван Павлович и Идрис взялись за канат и медлен-но стали поднимать Васеньку. Фанни стояла на коленях над ямой, готовая принять его. Показалась бледная и страшно худая голова с всклокоченными, спутанными усами, щеки, обросшие шершавой красно-рыжей боро-дой, порванная грязная куртка, покрытая крупными тем-ными пятнами. И Фанни поняла, что это и были знамени-тые, ужасные земляные клопы. Брезгливость охватила ее.
— Да принимайте же, Христа ради, — услышала она торопливый голос Ивана Павловича, — берите под мыш-ки, чуть-чуть придержите. Удержитесь, не упадете?
— Нет, — прошептала Фанни и, подавив отвраще-ние, охватила в свои нежные объятия покрытые нечистота-ми и землей с клопами плечи Васеньки и держала их, пока не подоспел Идрис. Вместе они оттянули его и положили на носилки. Веревку распутали и спустили для Пороха.
— Ух, да и клопов здесь! — раздался его веселый го-лос. — Ну и кусачие! Аж как собаки. Так и напали!