Шрифт:
Выполнен по памяти восемь лет спустя после смерти писателя для предпринятого А. Мерфи первого издания собраний сочинений Филдинга.
Сэр, цель этой книги – искреннее содействие добродетели и разоблачение наиболее вопиющих зол, как общественных, так и частных, поразивших ныне нашу страну; однако, насколько мне помнится, в моем труде едва ли возможно отыскать хоть один сатирический выпад, направленный против какого-либо определенного лица.
Кому же и быть покровителем такой попытки как не лучшему из смертных. С этим, я полагаю, охотно согласится каждый; да и вряд ли, мне думается, мнение публики будет менее единодушным относительно того, кто более всего заслуживает такого титула. Ведь если на письме вместо адреса указать DeturOptimo, [2] лишь очень немногие сочли бы необходимыми еще какие-то разъяснения.
Не стану обременять Ваше внимание предисловием к моей книге, равно как и попытками отвести всякого рода критические замечания, которые могут быть по ее поводу высказаны. Если благожелательный читатель будет растроган, он, испытав столь отрадное чувство, легко извинит многочисленные изъяны; что же до читателей иного толка, то чем больше погрешностей им удастся обнаружить, тем, я убежден, большее удовлетворение это им доставит.
Не стану также прибегать к отвратительной манере, столь свойственной авторам посвящений. Я не преследую в этом послании их обычной цели, [3] а посему мне нет надобности заимствовать их язык. Да будет как можно более далек тот час, когда ужаснейшее несчастье предоставит любому перу возможность нарисовать Ваш портрет правдиво и нелицеприятно, не возбуждая в завистливых умах подозрений в лести. Итак, я отложу эту задачу до того дня (если уж мне суждена будет печальная участь дожить до него), когда каждый добропорядочный человек заплаmum слезой за удовлетворение своего любопытства, – словом, до того дня, о котором и сейчас, я полагаю, едва ли хоть одна добрая душа на свете способна помыслить безразлично.
Примите же сей скромный знак той любви, благодарности и уважения, которые всегда будет почитать для себя величайшей честью бесконечно Вам, сэр, обязанный нижайший и покорнейший слуга
1
Аллен Ральф (1693–1764) – покровитель и друг Филдинга в последние годы жизни писателя. Начав свой путь с помощника почтмейстера в Бате, Аллен предложил затем усовершенствовать систему организации почтовых перевозок в Англии и стал директором почт в качестве частного предпринимателя, а позднее еще более разбогател, приобретя каменоломни близ Бата и деятельно участвуя в перестройке этого чрезвычайно популярного тогда курорта. Аллен был филантропом и щедрым покровителем писателей. В роскошном особняке Аллена в Прайор-Парке в Бате бывал известнейший английский поэт и переводчик Гомера Александр Поуп, политический деятель и писатель Джордж Литлтон, однокашник Филдинга по школе в Итоне, и многие другие. Фил дин г познакомился с Алленом, видимо в начале 1740-х годов и с тех пор часто наезжал в Бат; он не раз упоминает с восхищением имя Аллена в своих произведениях; существует мнение, что Аллен был в числе прототипов одного из главных персонажей романа Филдинга «История Тома Джонса, найденыша» (1749) – сквайра Олворти; писатель назвал его именем своего младшего сына. Аллен не только оказывал материальную помощь Филдингу, но и после смерти романиста выделял ежегодно сумму на воспитание его детей и завещал средства членам его семьи. Филдинг заканчивал свой роман «Амелия», поселившись в 1751 г. рядом с поместьем Аллена в Бате; это, по-видимому, была последняя встреча писателя со своим патроном.
2
Вручить наилучшему из людей (лат.).
3
Я не преследую… их обычной цели… – т. е. не добиваюсь денежных подачек.
4
Боу-стрит – на этой улице, расположенной близ Ковент-Гардена, Филдинг поселился в декабре 1748 г. вскоре после назначения его на должность судьи Вестминстера; он не только жил здесь, но и исполнял обязанности мирового судьи; на первом этаже помещалась зала для судебных заседаний. Дом располагался на участке, принадлежавшем герцогу Бедфордскому (1710–1771), при содействии которого Филдинг получил эту должность и к которому Филдинг обратился вскоре после своего переезда на Боу-стрит с просьбой сдать ему в аренду за небольшую сумму еще несколько домов, на что герцог ответил согласием. Эта юридическая уловка позволила Филдингу получить одновременно и должность мирового судьи графства Мидлсекса, ибо для этого требовался определенный имущественный ценз; юрисдикция этого графства распространялась и на многие кварталы Лондона. На Боу-стрит жил с Филдингом и его сводный брат Джон – сын отца романиста, генерала Филдинга, от второго брака, ослепший в 18-летнем возрасте.
Felices ter amplius
Quos irrupta tenet copula.
Трижды и более счастлив,
Кто прочными узами связан.
Книга первая
5
Латинский эпиграф на титульном листе заимствован Филдингом из «Од» Горация (I, XIII, 17–18); второй эпиграф – древнегреческое ямбическое двустишие – приписывается Семониду Аморгосскому (2-я пол. VII в. до н. э.?), см.: Poetae Lyrici graeci / Ed. Th. Bergk. Vol. 1–3. Lipsiae, 1886. Vol. 2. P. 738; однако во времена Филдинга автором сохранившихся отрывков считался Симонид Кеосский; переводы А.И. Горшкова. (Стихотворные переводы, не оговоренные в Примечаниях, выполнены А.Г. Нигером.)
Глава 1, содержащая вступление и прочее
Предметом нижеследующей истории будут всякого рода испытания, которые пришлось претерпеть весьма достойной супружеской паре уже после того, как она соединилась брачными узами. Выпавшие на ее долю невзгоды были подчас настолько мучительными, а вызвавшие их обстоятельства до того из ряда вон выходящими, что, казалось, для этого требовалась не только необычайная враждебность, но и изобретательность, которые невежество всегда приписывало Фортуне, хотя в самом ли деле сия особа приложила к этому руку и существует ли вообще на свете подобная особа, – это вопрос, на который я никоим образом не берусь ответить утвердительно. Говоря начистоту, после многих зрелых размышлений я склонен подозревать, что во все времена общий глас несправедливо осуждал Фортуну и слишком часто винил ее в проступках, к которым она не имела ни малейшего касательства. Я нередко задаюсь вопросом: нельзя ли объяснить естественными причинами процветание мошенников, злоключения глупцов, да и все те беды, которые навлекают на себя люди здравомыслящие, когда, не внемля голосу благоразумия, слепо отдаются господствующей в их душе страсти, – одним словом, стоит ли, как водится, безосновательно приписывать все обыкновенные события вмешательству Фортуны, столь же нелепо обвиняя ее в неудачах, как клянет плохой игрок в шахматы свое невезение.
Однако люди не только возводят подчас на это вымышленное существо напраслину; равным образом они склонны, желая загладить свою неправоту, воздавать Фортуне почести, столь же мало ею заслуженные. Уметь исправить пагубные последствия неблагоразумного поведения и, мужественно противостоя невзгодам, преодолеть их – вот одна из достойнейших целей мудрости и добродетели. Следовательно, называть такого человека баловнем Фортуны так же нелепо, как называть баловнем Фортуны скульптора, изваявшего Венеру, или поэта, написавшего «Илиаду».
Жизнь по праву можно с таким же основанием назвать искусством, как и всякое другое, а посему рассматривать важные жизненные события как цепь простых случайностей столь же ошибочно, как не видеть связи между отдельными частями прекрасной статуи или возвышенной поэмы. Критики в подобных случаях не довольствуются лишь созерцанием какого-нибудь великого творения, но пытаются также выяснить, почему и как оно таким получилось. Лишь тщательно изучив все, что шаг за шагом способствует совершенствованию каждого образца, мы действительно начинаем постигать ту науку, согласно которой сей образец был создан. Поскольку истории, подобные нижеследующей, вполне уместно назвать образцами ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ, то, следовательно, внимательно приглядываясь к некоторым происшествиям, приводящим к катастрофе или к благополучному завершению, а также к ничтожным причинам, коими эти происшествия были вызваны, мы наилучшим образом постигнем самое полезное из всех искусств, которое я называю ИСКУССТВОМ ЖИЗНИ.
Глава 2
Начало истории. Замечания касательно совершенства английского государственного устройства, а также рассказ о достопримечательном дознании, учиненном мировым судьей
Первого апреля… года стражники [6] одного из приходов (а какого именно, мне неведомо), расположенного в пределах вольностей Вестминстера, [7] привели несколько человек, задержанных прошедшей ночью, к Джонатану Трэшеру, эсквайру, одному из тамошних мировых судей. [8]
6
Должности тюремщиков, шерифов, судебных приставов, тюремных надзирателей покупались, они считались, естественно, средством заработка, извлечения дохода, что и делалось за счет тех, кто попадал под жернова пенитенциарной системы. А стражники или констебли назначались из числа жителей данного прихода; они выполняли эти обязанности в течение года, причем без всякой оплаты. В большинстве своем люди уже почтенного возраста, они обязаны были ходить по улицам от зари до зари с дубинкой и фонарем, но чаще отсиживались в кабаках, боясь показаться на улицах. Под началом у Филдинга было сперва 80 констеблей, однако он убедился вскоре, что может доверять лишь немногим из них. Существовал также штат осведомителей – доносчиков, это была платная узаконенная должность.
7
Собственно Вестминстер состоял из двух приходов, однако его вольности, т. е. власть его муниципалитета, распространялись еще на семь приходов, расположенных в прилегающей к нему местности.
8
В их обязанности входила тогда борьба с преступниками и поддержание общественного порядка.
Однако, читатель, рассказ о том, как проходил допрос этих преступников, мы предварим согласно нашему обычаю размышлениями о кое-каких материях, с которыми тебе, возможно, будет небесполезно познакомиться.
Многими, я полагаю, точно так же, как и прославленным автором трех писем, [9] было подмечено, что ни одно из человеческих установлений не может быть совершенно безупречным. К такому умозаключению этот писатель, видимо, пришел, обнаружив по меньшей мере отдельные изъяны в государственном устройстве даже нашего столь благоуправляемого отечества. И уж коль скоро возможны какие-то изъяны в государственном устройстве, с которым, как еще много лет тому назад уверял нас милорд Кок, [10] «не могла бы сравниться мудрость всех мудрецов, соберись они однажды все вместе», и которое еще задолго до этого несколько мудрейших наших соотечественников, собравшихся вместе, объявили слишком совершенным, чтобы в нем можно было изменить хоть какую-нибудь частность, и которое, тем не менее, с тех пор беспрерывно исправляло великое множество вышеназванных мудрецов, так вот, говорю я, если даже такое государственное устройство и то, стало быть, несовершенно, в таком случае нам, я полагаю, дозволено будет усомниться в существовании такого безупречного образца среди всех человеческих установлений вообще.
9
Здесь Филдинг имеет в виду политического деятеля и писателя, в прошлом одного из лидеров партии тори – Генри Сент-Джона, виконта Болинброка (1678–1751), написавшего в 1747 г. три письма: «О духе патриотизма», «Об идее короля-патриота» и «О политическом положении при восшествии на престол короля Георга I»; они были опубликованы в 1749 г., т. е. незадолго перед тем, как Филдинг приступил к написанию «Амелии». В первом из этих писем, критикуя кабинет министров-вигов во главе с Робертом Уолполлом, Болинброк замечает, что необходимо делать различие между теми источниками коррупции, которые должны быть уничтожены, и теми, которые все же следует сохранить, несмотря на то, что ими пользуются подчас во зло: с их помощью можно держать людей в подчинении и даже поддерживать благое управление, поскольку ни один из человеческих институтов не способен достичь совершенства, и самое большее, чего может добиться человеческая мудрость, – это обеспечить такое же или даже большее благо ценой меньшего зла. Филдинг относился к Болинброку с презрением как к тори и неверующему, что он наиболее отчетливо выразил в своем «Fragment of a comment on lord Bolingbroke's Essays» (1754), поэтому эпитет «прославленный» употреблен им здесь в ироническом смысле.
10
Кок Эдуард (1552–1634) – прославленный английский юрист и парламентарий, в последние годы жизни стойко отстаивавший обычное право от прерогатив короны и церкви. Филдинг, который был о нем очень высокого мнения и часто на него ссылался, вольно цитирует в этом абзаце мысль Кока из «Комментариев к Литлтону» (L., 1628), представляющих первый том его знаменитых «Установлений» (1628–1644), где он формулирует различие между законом, который является искусственным совершенным разумом, и природным разумом отдельных людей и отсюда заключает, что, если бы даже разум, раздельно существующий в головах людей, собрать воедино, он все же не сотворит такого закона, как английский, ибо над ним трудилось несколько поколений вдумчивых и ученых мужей, которые с помощью долгого опыта довели его до совершенства.
На это, возможно, возразят, что незначительные погрешности, которые я намерен привести в качестве доказательства, заключены не в законах, а в плохом их соблюдении, однако позволю себе заметить, что последнее представляется мне столь же нелепым, как если сказать о каком-нибудь механизме, что изготовлен то он превосходно, но вот только не в состоянии выполнять то, для чего предназначен. В благоуправляемом государстве хорошие законы должны соблюдаться; во всяком случае, если та же самая законодательная власть, которая устанавливает эти законы, не обеспечивает их соблюдения, то это равносильно тому, как если бы Грэм [11] самым тщательным образом изготовил все детали часов, но собрал бы их так, что часы не могли бы идти. Вот в таком случае мы несомненно имели бы основание сказать, что в самом устройстве часового механизма имеется небольшой изъян.
11
Грэм Джордж (1673–1751) – знаменитый часовщик и механик, начав с подмастерья у известного тогда часовщика Кампиона, унаследовал затем его мастерскую; многими изобретенными им инструментами пользовались в Гринвичской обсерватории; Грэм умер примерно за месяц до выхода «Амелии» и был погребен в Вестминстере в могиле своего учителя Кампиона (возможно, это упоминание – дань романиста его памяти).
Нетрудно догадаться, что Грэм очень скоро обнаружил бы погрешность и легко ее устранил. И заключаться она, конечно, могла бы только в неправильном расположении частей.
У меня, читатель, есть еще один пример, который, возможно, проиллюстрирует мою мысль еще более ясно. Вообрази же себе семейство, главе которого вздумалось бы распорядиться своими слугами следующим образом: а именно – если бы дворецкого он усадил на козлы своей кареты, управляющего имением поставил на запятки, кучера назначил дворецким, а лакею доверил бы управление поместьем, да и способностями прочих слуг воспользовался столь же несуразно; нетрудно представить, каким посмешищем выглядело бы в глазах окружающих подобное семейство.
Пускай это покажется смехотворным, но мне нередко приходило на ум, что некоторые из наших мелких должностных лиц, состоящих на государственной службе, назначаются именно таким образом. Начать хотя бы с самого низкого ранга – со стражников в нашей столице, чья обязанность – охранять ночью улицы от воров и грабителей; такая должность требует по крайней мере физической силы, а ведь их набирают из тех несчастных престарелых и тщедушных людей, [12] которые вследствие своей немощи не могут добывать себе пропитание трудом. Эти люди, вооруженные только палкой, которую кое-кому из них и поднять-то не под силу, должны охранять жизнь и дома подданных его величества от нападений банд молодых, отважных, дюжих, отчаянных и хорошо вооруженных головорезов. Поистине
12
Дефо в своем памфлете «Street-Robber's conssider'd» (1728) писал, что обычно стражниками были люди за 50, и платили им всего лишь 10 фунтов в год, а посему они старались повысить свое жалованье, либо вымогая деньги у невинных, либо беря взятки у виновных. Весной 1751 г. в парламент был представлен билль, предлагавший увеличить число стражников и, повысив их жалованье, привлечь молодых и здоровых мужчин. Филдинг еще в 1748–1749 гг. предпринял меры для увеличения эффективности стражи и констеблей, а в 1753 г. правительство уполномочило Филдинга осуществить его план реорганизации института констеблей в первые полицейские силы в Лондоне.