America Latina, или повесть о первой любви
Шрифт:
Еще ниже, в сплошном пологе, бродят огромными стаями небольшие саймири (Saimiri sciureus) в компании бурых капуцинов (Cebus apella). В менее густых участках их заменяют похожие на совят тити (Callicebus), которые по утрам, как и ревуны, устраивают концерты, но не такие громкие. На этой высоте встречается и красный уакири (Cacajao calvus) с голой ярко-алой головой, но он очень редок.
В подлеске живут маленькие тамарины, питающиеся в основном насекомыми. Самый красивый из них — императорский (Saguinus imperator) с роскошными усами. В основном стайки тамаринов придерживаются terra firma. В поймах вместо них селится похожая на пушистого черного котенка Callimico gouldi, а по берегам ручьев — самая маленькая, карликовая игрунка (Cebuella pygmaea) размером с грушу (детеныши — с
В затапливаемых лесах муравьям трудно жить на земле. Там водятся почти исключительно гигантские муравьи Dinoponera, величиной с нашу осу. Они почему-то всегда бродят группами по три-пять бойцов. Остальные строят гнезда на деревьях, благо многие деревья этих мест сами предлагают им убежища — всевозможные полости, утолщения веток и т.д.
Однажды я попытался разобраться в строении такого «муравьиного города», расположившегося в утолщении ветки большого дерева Tococa guianensis на высоте около 25 метров. Муравейник был старый, и на его удобренной остатками добычи поверхности разросся целый «висячий сад» из орхидей и бромелий. Эпифитам, однако, явно не хватало воды. У многих бромелий в основаниях листьев были как бы «карманы» для сбора воды, а выше от стебля отходили корешки, свисавшие в эти карманы. Что касается орхидей, то их корневища были густо оплетены грибами-симбионтами, которые оттуда, ветвясь, тянулись к бромелиям. Вероятно, по грибнице, как через шланг, орхидеи тянули соки из соседей.
Самое удивительное, что в утолщенных стеблях бромелий жили термиты. Обычно термиты избегают соседства муравьев. Но здесь от их гнезд во все стороны расходились крытые туннели, а вентиляционные ходы были наглухо запечатаны головами солдат. Поэтому термиты могли не бояться нападения соседей ни дома, ни снаружи. Кроме термитов, в этом странном мирке жили жемчужные лягушечки и прочая мелочь.
В Ромеро я придумал новый способ исследования леса. Рио Ману очень сильно петляет, и иногда пятикилометровую излучину можно срезать, пройдя всего километр по тропинке. Я выходил с началом рассвета, когда уже можно было идти без фонарика, одетый только в плавки, майку и сандалии (ходить босиком не стоит — тут много колючек, особенно от пальмы Astrocaryum). Срезав виток реки вверх по течению, я затем сплавлялся обратно по воде. Таким путем можно увидеть гораздо больше, чем из лодки — мотор не шумит, а торчащую из воды голову большинство обитателей леса вообще не замечает. По берегам встречаются колпы (colpas) — выходы минеральных солей. Такие солонцы привлекают массу живности, причем каждая имеет определенный круг «завсегдатаев». Где-то собираются тапиры, где-то серые олени Mazama guazunbura, где-то попугаи или рогатые гокко (Crax) — огромные блестяще-черные птицы с алым гребешком. И каждый раз видишь что-то новое.
Из Ромеро я поднялся на попутной лодке к двум большим старицам — Cocha Salvador и Cocha Otorongo. Здесь постоянно останавливаются туристские группы, но стоит зайти чуть дальше — и начинается абсолютно нетронутый лес. Я жил в палатке, а еду готовил на костре. Яркие черно-зелено-красные бабочки Panacea prola днем облепляли мои вещи сплошным ковром, садились на голову и щекотали спину, пока я обедал.
Однажды ночью палатка подверглась штурму — прямо по ней прошла колонна муравьев.
К счастью, Юлька сшила ее на славу — ни одному врагу не удалось пробраться внутрь. Если муравьи все же проникают в палатку, хорошего в этом мало, как свидетельствует история, многократно мне рассказанная в Ману и Куско (за достоверность не поручусь).
Пять лет назад в эти края приехали двое американских туристов. Они остановились на околице Шинтуйи. Палатка у них была фирменная — стало быть, очень красивая, со множеством хитрых застежек и кармашков, но с мелкими недостатками, о которых можно узнать, только когда окажешься в лесу. Как-то раз они приняли участие в местном празднике, а потом завалились спать, тщательно застегнув палатку. Тут подошла большая колонна муравьев. Они пробрались внутрь и, как это принято у рода Eciton, сначала облепили туристов, а затем разом начали кусаться. Бедняги проснулись, но спьяну не сумели разобраться в застежках, а потом совсем обезумели от боли.
Ужасы сельвы не обошли строной и меня. Я всегда переворачивал лежащие на земле бревна — особенно на полянах, где под ними встречаются причудливые лягушки, расписные тараканы, огромные жуки-долгоносики с носом, похожим на бутылочный ершик, и прочие чудеса. Под одним бревном мне попалась змейка-улиткоед (Dipsus) настолько изумительной красоты, что я просто потерял дар речи. Она была бархатисто-черная со «светящимся» синим рисунком в виде кружева, причем в каждой петле узора стояла маленькая алая точка. Все виды этого рода — неядовитые, поэтому я довольно спокойно взял ее за хвост и понес на свет, чтобы сфотографировать. Тут она и тяпнула меня в тыльную сторону ладони. Это было так больно, что змейку я упустил. На руке образовались два здоровенных нарыва, следы которых не сходили около полугода.
Вообще-то змей в Ману мало. В кронах попадаются удавы — большие Boa constrictor и маленькие зеленые Corallus caninus. Внизу водится радужный удав (Epicrates cenchris) и великолепный бушмейстер (Lachesis athropos) до четырех метров в длину. Интересно, что в Бразилии бушмейстер — одна из самых редких змей. В фауне Восточной и Западной Амазонии много общих видов, но те из них, которые обычны на западе, почти всегда редки на востоке, и наоборот.
Как-то вечером я шел по тропинке, вившейся вдоль берега небольшого озерца.
Солнце давно утонуло в дымке, но все небо оставалось розовым даже тогда, когда появились лунные тени. Какое-то движение на другом берегу привлекло мое внимание. Я вгляделся в начавший подниматься туман. Постепенно пятна теней в зарослях слились в роскошный узор на шкуре медленно крадущегося ягуара (Panthera onca). Я плавно осел на землю и тихонько выполз к озеру. Тут я заметил второго зверя — он лежал на полого уходящем в воду стволе, положив голову на лапы, и делал вид, что не замечает первого. Но как только тот прыгнул, он соскочил в воду, и начались прыжки, шлепки тяжелых лап по мокрым мордам, плеск и брызги, ловля друг друга за кончик хвоста… В колдовском свете сумерек расписной ягуар (на языке кечуа — оторонго, «убивающий одним ударом») выглядит совершенно фантастически. Я уже собрался попробовать подплыть поближе с фотоаппаратом в зубах, но тут они убежали. Я сидел на берегу, пока озеро из розового не стало серебристо-черным, а потом включил фонарик и пошел вокруг озера, чтобы посмотреть на следы. След ягуара оказался больше похожим на тигриный, чем на след леопарда. До первых ревунов бродил я по сельве, думая о том, насколько жизнь натуралиста-путешественника интересней, чем существование остальных смертных. Южная Америка, первая любовь моя, ты щедро вознаградила меня за годы ожидания!
Наутро меня разбудил рев ягуаров. Они дрались на отмели метрах в трехстах ниже моей палатки, и пока я добежал туда, все уже кончилось. Но тут загремели возбужденные шумом ревуны — такого концерта я не слышал больше ни разу. А из грохота ревунов возник тихий стук мотора — снизу шла лодка заповедника. Начался сезон откладки яиц черепахами-тартаругами (Podocnemis), и егерь Панчо с верхнего кордона патрулировал реку, чтобы индейцы не раскапывали кладки на отмелях. С ним я и поднялся до кордона Pakitza на границе зоны абсолютной заповедности.
В этом районе Рио Ману течет среди высоких холмов, так что terra firma начинается прямо от берега. Кордон стоит на высоком откосе среди леса — олени нередко пасутся прямо под окнами. Когда подходишь к дому, живущие под крышей ласточки вылетают навстречу и пытаются клюнуть в макушку. Большое дерево манго во дворе обвешано гнездами «птицы-шлягер» — малой оропендолы (Psarocolius oseryi). Эти птицы поют дуэтом: самка исполняет партию ударных («тик-так-тик-тик-так…»), а самец высвистывает основной мотив. Музыкальные фразы никогда не повторяются и иногда точно соответствуют фрагментам разных мелодий — я слышал кусочки песен «Катюша», «Venceremos», «7-40» и многих других.