Америка глазами русского ковбоя
Шрифт:
У меня не осталось в запасе зерна, и Михась принес Ване ведро пшеницы. Да не в коня оказался этот корм – лошади не могут есть твердое зерно. В знак протеста Ваня перевернул ведро с пшеницей и отправился на пастбище, возмущенно фыркая. На мое счастье, нас приехал навестить местный кузнец и сварщик Билл Дженкинс. Уразумев наши проблемы, он съездил к друзьям на ферму и привез мешок овса.
По дороге в Покателло лошадь стала засекаться, и очень скоро я понял, что далеко мы так не уедем. Пришлось делать первый возможный поворот с главной дороги, а потом уж искать что-либо подходящее. Здесь мне крупно повезло – поднявшись на холм, я оказался на территории зоопарка с просторными вольерами для бизонов, лосей, оленей, антилоп и другой живности.
Директор зоопарка Скотт Рэнсон поместил нас в про ходе между загонами и закрыл ворота с двух сторон, чтобы Ваня не шастал вокруг и не пугал животных. Сам-то он уже привык не только к живым, но и вымершим видам – насмотрелись мы с ним по дороге на скульптуры динозавров, бронтозавров и прочих птеродактилей. Пока лошадь питалась и отдыхала, я решил пройти вокруг территории парка.
Управление парков восстановило торговую факторию в том виде, в котором она существовала во время интенсивной добычи здесь шкурок бобров в 1843–1860 годах. Охранявший ее форт Холл был окружен частоколом из бревен, чтобы отражать атаки индейцев. Внутренний двор, с водозаборным колодцем посередине, был окружен складскими помещениями, кузнечной и шорной мастерскими, казармой и самой лавкой с товарами для обмена мехов на порох, оружие, продукты и спиртное. Естественно, для меня наибольший интерес представляла шорная мастерская, где была выставлена упряжь конца прошлого века, но в значительно лучшем состоянии, чем моя. Не преминул я познакомиться и с персоналом этого музея, а они решили помочь мне с устройством следующей ночевки. Экскурсовод позвонила сестре, проживавшей во францисканском монастыре, и я получил согласие настоятельницы на ночевку там.
Директор зоопарка обеспечил нас сеном и закрыл входные ворота до утра, оставив нас с Ваней в окружении диких животных. Все было бы ничего, но источники воды остались за забором, а лошадь поить надо. Вода, правда, подается в форсунки-разбрызгиватели, установленные на трехметровых столбах забора. Они вращаются под углом 180 градусов, поливают траву в загонах, и немножко воды разб рызгивается также на моей стороне. Воду можно было добыть только непосредственно из форсунки, подставив под нее ведро. Вначале я полез за водой на столб с ведром в руках, но, облившись до нитки, смог покрыть только дно ведра. После этого терять уже было нечего, и, раздевшись догола, я опять вскарабкался на столб и привязал там ведро проволокой. Пришлось проделать эту операцию несколько раз, так что водопой занял пару часов – хорошо хоть людей рядом не было, но звери явно покатывались со смеху над моими акробатическо-нудистскими экзерсисами.
На следующее утро по дороге к центру города Покателло меня остановили полицейские и не позволили ехать дальше на главную улицу, где проходил парад мормонов. Они отмечали 150 лет с начала переселения их предков из восточной части США в долину Соленого озера. По улице двигалась кавалькада всадников, за которыми лошади тащили точные копии телег, использовавшихся когда-то мормонами для пересечения гор и прерий. Женщины и дети толкали двухколесные тележки, которые также когда-то применялись в этом великом переселении.
Но ведь все это было имитацией, и никто из участников парада в реальной жизни не проехал на телеге и ста километров, а мы с Ванечкой тысячи-то две километров уже преодолели. Я испросил разрешения полиции присоединиться к параду, но получил отлуп – для участия нужно было зарегистрироваться месяц назад. В то время я тащился через прерии штата Небраска. Ну, да и хрен с ним – с парадом.
Километрах в семи западнее города был выход с 30-й дороги, но поперек проселочной дороги опять был мостик для скота. Я должен был резать колючую проволоку рядом с ним, чтобы проехать, а потом заделывать брешь.
Несколько дальше на перекрестке был водружен железный крест, как раз того размера, который годится для распятия. С его перекладины свешивался почтовый ящик с указателем: «Францисканский семейный центр», ну, а к середине креста был приварен запорный механизм банковского сейфа. Такая эклектика церковного и мирского символов показалась несколько непривычной, значит, и обитатели этого монастыря должны быть соответствующими.
Заметив телегу, к перекрестку подъехала на «пикапе» сестра Мари-Поль Мюллер. Ей было под сорок, и светилась она увядающей красотой хризантемы, которую так никто и не поместил в букет. Седина успела упрочиться в ее волосах, улыбка спокойная и приветливая. Одета Мари-Поль в длинный сарафан из джинсовой ткани, а руки, как у меня, в ссадинах – сегодня она собирала хворост и ремонтировала ограду.
Мари-Поль проводила нас к амбару, где я распряг Ваню и отправил его пастись вместе с монастырской кобылой по кличке Сабрина и овцами, которые с испугом забились в дальний угол пастбища. Меня поместили в доме для гостей, которые приезжали сюда по выходным с детьми, чтобы помочь сестрам по уходу за фермой.
Кроме Мари-Поль в монастыре жили еще две монашки – Жанис Отис и Дороти Прокес. Днем они преподавали в католической школе для индейских детей, а после работы возвращались в монастырь молиться и работать в саду и огороде. На грядках они выращивали клубнику, лук, чеснок, зеленый горошек, бобы и сладкую кукурузу. В сарае жили куры, гуси, утки. Одинокой Сабрине компания моего могутного Вани была явно в удивление и радость.
Сестры пригласили меня в трапезную к ужину. За столом я произнес по их просьбе обеденную молитву «Отче наш…» по-русски, а сестры повторяли по-английски. (А я-то, кроме этой молитвы, ничего из церковного ритуала не знаю!) Обильным был ужин, дружелюбным разговор за столом, и я даже подрядился мыть посуду.
Сестра Дороти на собственные средства открыла школу для индейских детей и преподавала там английский язык. Проблемой для католиков уже многие годы является недостаток священников для окормления паствы – все меньше молодых людей идет учиться в семинарии. Становясь священниками, они обязаны принять обет безбрачия. (В православии куда как проще: батюшка должен быть обязательно женат, во избежание плотских вожделений, а для полной аскезы – можно принять и сан иеромонаха, совмещая мирское служение с монашеством.)
По воскресеньям монашенки ездили в форт Холл, чтобы помочь священнику вести службу. Они пригласили меня съездить туда с ними, на что я с радостью согласился, выторговав при этом разрешение остаться в монастыре еще на день.
После ужина я навестил лошадь и нашел Ваню в довольно грустном положении – у Сабрины был период течки, и она решила, что мощнейший Ваня будет подходящим отцом ее будущего жеребенка. А бедняга был мерином, кастрированным много лет назад и не знавшим, как себя вести в таких обстоятельствах.
После двух безуспешных попыток осеменить кобылу он забился в угол пастбища и почти плакал. В качестве компенсации за пережитый позор я выдал ему добавочную порцию зерна и пожаловался, что и сам вынужден воздерживаться. Одно дело читать «Декамерон» Боккаччо с описаниями монастырского разврата, и совсем другое, когда тебя приютили монашки и просят вести себя соответственно.
Утром отправились в форт Холл, где в часовне Катери Текаквита была служба для прихожан индейских племен шошоне и бэннок. Часовня была посвящена памяти девушки из племени могикан, которая в 1676 году приняла монашество и отказалась выходить замуж. Соплеменники так этим возмутились, что забили ее палками, после чего церковь возвела ее в разряд мучениц.