Америка глазами заблудшего туриста
Шрифт:
— Сергей! Это правда, что ты сравниваешь нашу Семью и Идею с тоталитарными коммунистическими режимами!? А наш чудный лагерь сравнил с ГУЛагом?
Свой вопрос она выплеснула мне так эмоционально, что это привлекло внимание ещё одной женщины, находившейся рядом. Мне так не хотелось затевать какие-либо дискуссии с двумя многодетными женщинами домохозяйками! Тем более, что одна из них еще и очень беременна.
— Нет, я лишь говорил, что мне, недавно прибывшему в вашу страну из общества, где всегда насаждались культ личности и авторитарные отношения, трудно принять на веру какую-либо идею и полюбить какого-либо вождя или Истинного Отца. Я полон сомнений и не скрываю этого. Учтите, что я всего полтора месяца в этой стране, и мне необходимо какое-то время, чтобы осмыслить происходящее вокруг меня.
Судя по реакции, мне удалось успокоить беременную женщину и вызвать понимание у случайной участницы. Они сочувственно выразили надежды на моё скорое исцеление и счастливое приобщение к новой жизни.
Я вспомнил о сбежавшем отсюда Славке и почувствовал себя мудаком, застрявшем в дурацком окружении.
Остаток дня меня больше всего интересовало время отъезда из лагеря. После разговора с женой Оноды осталось ощущение вины и казалось, что за мной постоянно наблюдают. Разговаривать больше ни с кем не хотелось.
До встречи с женой Оноды, я наблюдал как в перерывах между лекциями, вместо того, чтобы купаться в озере, молодые активисты окружали лектора и терзали его дополнительными вопросами. Тогда мне ещё хотелось приблизиться к ним и послушать: что же волнует этих странных ребят. Теперь же я не рад был, когда ко мне обратилась знакомая англичанка и тоже поинтересовалась, как мне всё это нравится? Я был сдержан в своих оценках, Она заметила мою неразговорчивость и сменила тему:
— Решил ли ты свой вопрос с жильём?
— Надеюсь, что скоро решу.
— Ты уже был в нашем доме в Бруклине. Если тебе негде остановиться, ты можешь поехать к нам.
— Спасибо, я собираюсь ехать с вами, но думаю: мне есть, где переночевать сегодня.
Разговора по душам не получилось.
Многие, кто приехал в лагерь с детьми, уже разъезжались по домам. Основная же коммуна, как будто и не собирались возвращаться. Шумные и бестолковые сборы начались, когда уже темнело. Я невесело подумал о том, что в Бруклин мы вернёмся к часам 11 вечера, и если хозяйка Славки будет дома, у меня могут возникнуть проблемы с ночлегом.
В дороге, мои новые знакомые братья и сёстры задавали мне немало разных вопросов. Но я, по возможности, обращал всё в шутки. Подъезжая к Нью-Йорку, они снова поинтересовались, где я собираюсь ночевать. Осведомленность о моих текущих делах уже не удивляла меня. Мои шутки о более чем тёплой погоде и возможной ночевке под звездами только разжигали их любопытство. Уже в Нью-Йорке, они указывали мне на встречающихся чёрных бродяг — обитателей улиц и парков, и назидательно советовали отказаться от опасных экспериментов. Об этих несчастных бездомных братьях попутчики пренебрежительно отзывались, как о Bad spirit men, то бишь, как о субъектах безнадёжно опустившихся духовно.
Очень самоуверенные суждения о людях!
К дому бруклинской семьи подъехали поздно. Расставание было нецеремонным. Пока попутчики выгружались из автобуса, я, не обремененный багажом, обещал всем вскоре повидаться и растворился в сумерках улицы.
С уличного телефона позвонил Славке. Тот был дома, но и его хозяйка тоже. Договорились встретиться на улице. Минут через десять мы уже сидели на крыльце и трепались ни о чём.
Я уже подумывал позвонить кому-либо из ребят на East 2-ю улицу или West 9-ю, и ехать туда ночевать. Но неожиданно к нам вышла бабуля Мария — хозяйка дома. Мы не виделись с ней более месяца, и она была не против поболтать.
Бабушка знала о моей командировке в летний лагерь хасидов, и в этой связи, она имела ко мне порцию волнующих её вопросов. Она принимала меня, как только что прибывшего оттуда. Утомлять её объяснениями о перемещениях между лагерями хасидов и муней я не стал. Пришлось рассказать о пребывании в хасидском лагере. Бабуля ворчливо подвела итог моим познаниям: «Трёх недель общения с ними ещё недостаточно, чтобы узнать всю степень их коварства».
Я послушно признал её богатый жизненный опыт. И она гостеприимно пригласила оставаться ночевать в её доме.
Утром мы разбежались по своим делам. Барахтанье между Бруклином и Нью-Йорком без определенного места жительства и постоянных доходов, уже не соответствовало ни одной из моих целей приезда сюда. Ни должного языкового совершенствования, ни экскурсий по стране, ни заработков…
Мимоходом зашёл в контору, предлагающую быструю и недорогую связь со странами Восточной Европы. Скучающий там польский пан, объяснил: что за один с четвертью доллар за фунт веса, они доставят на Украину посылку или отправят факсом письменное сообщение. Ни то, ни другое меня пока не интересовало. Я собирался уходить, но пан вдруг спросил, не интересует ли меня работа во Флориде?
Интересовала. Выяснилось, что там у них, якобы, есть работодатели, которые могут обеспечить постоянной работой в сфере общественного питания или гостиничного хозяйства.
Смущало лишь то, что забота пана о моей занятости была небескорыстной. Ему хотелось бы, до моего отъезда к далёкому месту работы, получить с меня плату за его тяжкие хлопоты. Оценивал он свою услугу в 200 долларов, уверяя меня, что зарабатывать я там буду не менее 250 еженедельно. Я предложил внести поправку в его условия: сначала моё трудоустройство и первая зарплата, а затем — я пересылаю ему вознаграждение за его услугу.
Он обещал подумать. Я тоже. На этом и расстались.
Продвигаясь вдоль полу чёрной Ocean Ave., я неожиданно набрел на сидящего у подъезда знакомого по трудовой панели. Это был молодой сын Давидов, в детском возрасте завезённый сюда родителями из Молдавии. Мы едва знали друг друга. В большем, и не было необходимости. Я бы прошёл мимо, ограничившись приветствием, но тот оказался, на удивление, приветлив и любопытен. Начал расспрашивать: чем я сейчас занимаюсь, и вообще — был по-одесски прилипчив.