Америка глазами заблудшего туриста
Шрифт:
Дети, как основание для дополнительных пособий, рождаются безудержно и запросто. Количественные перемены в семьях в связи с рождением или смертью, трудно контролируемы. Служащим соцобеспечения, порою, легче что-то предоставить просителю, чем проверять или оспаривать.
Фактически, в стране существует ещё одна, чёрная, Америка: со своим языком, культурой, традициями, ценностями. Это не отдельные уличные группки, а многомиллионный чёрный слой американского общества, активно проявляющий своё мировоззрение в музыке, спорте, в манере поведения, одежде. Чёрная, угнетённая Америка танцует под ритмы рэпа и количественно прогрессирует, А белая, стыдясь показаться расистами, терпеливо работает и законопослушно платит налоги. Подобно человеку, подобравшему на улице заблудшую кошечку или собачку. Принёс домой, покормил, обогрел, чему-то обучил. Так животное и осталось у него жить. Но, теперь он должен заботиться о благополучии своего младшего брата. Комплекс «старшего брата» обязывает иногда себе в чем-то отказать, только бы младшему было хорошо. Посмей только не угодить, они такой вой поднимут. Могут и зубы показать, а если надо, и руку кормящую укусят.
Об этом можно молчать, держа в кармане десятку, на всякий чёрный случай, чтобы оставили в живых. А можно и говорить — значит — быть расистом. Но проблема существует и прогрессирует, как об этом не умалчивай.
Так они и живут. Говорят, что мы, независимо от цвета кожи (и запаха) — равны и одинаковы. Только почему-то стараются жить подальше друг от друга. А порой, едва понимают один другого, а то и вовсе не пытаются понять.
Эти двое чёрных ребят не поняли меня. А я, удаляясь от места встречи с ними, сумбурно рассуждая, пытался понять их.
Оказавшись в безопасном месте, я стал возвращаться в осмысленное состояние. Поинтересовавшись временем, я обнаружил, что часов на руке нет, даже не заметил, как их сняли с меня. Стало ясно, что я пребывал в состоянии эмоционального шока.
Забавная история, у этих часиков. Недели не прошло, как я случайно прикупил их на одной станции сабвэя у двоих чёрных ребят-торговцев. Я ожидал поезда, а они, покрикивая, приглашали купить у них часы… Всего по доллару. Поинтересовался. Оказались дешевые, пластиковые, электронные, китайские. Но время и дату показывают исправно. Купил, и там же на станции надел их, а свои механические, позолоченные «Ракета», Ленинградского часового завода, убрал в сторонку. Ибо они в условиях выполняемых мною работ выглядели вызывающе роскошно, подобно золотому зубу Паниковского. Короче, одни ребята днём продали мне часы, а другие ночью сняли. И те, и другие — довольны. Я тоже доволен, потому что, мои золотые сохранились. Оставленные где-то в сумке, у Оноды дома хранятся.
На утреннюю встречу, мой приятель пришёл вовремя и не один, а с пареньком-соседом. Тоже — беженц из Литвы. Так мы, два беженца, один из Молдавии, другой из Литвы и один — просто турист из Украины, запрыгнули в поезд сабвэя и поехали в направлении Манхэттена. О предстоящей работе наш проводник ничего нам не рассказал. Обещал, что на месте мы сами всё узнаем. Зато, узнав о моем недавнем прибытии из бывшего Союза, завёл разговор о притеснениях, которым подвергаются все евреи, живущие там. Я имел неосторожность заметить, что знаю многих таковых в Одессе и Херсоне, но они вовсе не похожи на жертв притеснений.
Молодой беженец из Молдавии был не по возрасту пузатым, воинственно настроенным защитником избранной нации. Он довольно откровенно выразил мне свою нелюбовь к русским, прошёлся в адрес некоторых национальных героев Германии и России и задиристо призывал меня к дискуссии на затеянную тему. Ожиревший от притеснений беженец всю дорогу не унимался, демонстрировал перед пассажирами поезда свой сионистский онанизм. Он выговаривал мне, словно я был виновником всех бед, пережитых советскими евреями. Невольно слушая этого урода, я подумал, что сам чёрт свёл меня с ним в это утро. Какое-то испытание на терпимость.
Сошли мы на остановке Broadway, что в Бруклине в районе Williamsburg (не путать с Broadway, что в Нью-Йорке). Улица Бродвэй в Бруклине — неприглядная, грязная, торговая, с гремящими по верху поездами метро.
По этому Бродвэю мы и пошли вниз в сторону Манхэттена. Наш проводник продолжал доказывать мне, что весь мир в безнадёжном долгу перед избранной нацией! Я помалкивал.
Не сворачивая с улицы, мы дошли почти до берега East River. В одном из старых серых трехэтажных домов, по соседству со складами и мастерскими, размещалась контора, которой и требовались работники. У входа уже сидели работнички. Наш проводник бегло представил нас, как новеньких и объявил, что мы будем работать с ними, просил объяснить нам обязанности.
Познакомились. Ребята не спешили вводить меня в суть производственного процесса, но стали осторожненько расспрашивать: кто я, откуда, как долго в Америке, каков мой статус, как с языком и откуда я знаю этого молодого бригадира?
Я понял: им не безразлично с кем придется работать. С явным облегчением они узнали о моих далеко недружеских, но случайных отношениях с приведшим меня бригадиром.
Один из них, — рыжий, с признаками злоупотребления алкоголем, Володя, представился, как турист из Москвы. Но уже с двухгодичным стажем пребывания в Бруклине. Вова выглядел пообразованней, во всяком случае, похитрее, чем двое других его коллег.
Двое других оказались братьями, якобы, из Ленинграда. Возможно, это было место отбывания последнего срока, где-нибудь в Ленинградской области. Это были неразговорчивые типы с неряшливой внешностью, о которых можно больше узнать, наблюдая за ними, нежели расспрашивая. Вследствие их пребывания в Америке русская речь украсилась забавными вкраплениями английских звуков американского, нелитературного происхождения. Свою грязненькую внешность они облагородили дешёвыми пиратскими серьгами в ухо. У каждого братана по одной одинаковой серьге. И с песней по жизни…
Что же до работы, которую мне предстояло выполнять, то вся задача сводилась к тому, чтобы как можно больше распространить рекламных листовок. Крикливо-красочный бумажный хлам призывал всех домохозяек дешево и быстро почистить свои ковры. Им предлагалось, лишь позвонить по указанным телефонам и ребята из конторы в Бруклине всё качественно сделают.
Само заведение это, как я узнал, принадлежало нескольким парням из Израиля, проживающим здесь. В основном, работа конторы заключалась в поисках заказчиков. Чисткой ковров они себя не очень-то утруждали.
Вытащив ковер на тротуар, (благо, место было захолустное, и пешеходы не мешали), его наспех чистили мощным пылесосом. Хозяйка могла бы сделать это и дома. После чистки ковёр сворачивали и грузили в микроавтобус. Микроавтобусы Caravan у них были приличные, совсем новые.
Кроме готовых к возвращению клиентам ковров, в автобус грузились коробки со свежеотпечатанными рекламными листовками. В каждый такой автобус — по бригаде: водитель-бригадир и 3–4 работника. В таком составе они выезжали в заданный сектор и в течение дня действовали, то бишь, распространяли рекламную информацию для домохозяек. И давали работу тем, кто отвечает в этих домах за уборку всякого хлама.