Американ Босс
Шрифт:
Нужно будет полистать в интернете, как называется отклонение, когда перечисление предметов мебели заводит. Да этот парень словесный маньяк.
Его рука ложится на мою голую ягодицу и замирает, а я снова превращаюсь в истукана, потому что возбуждена до предела и не могу оторвать взгляд от того, как глаза напротив вспыхивают черным, а губы приоткрываются.
— Если ты мокрая, я тебя трахну, Бэмби, договорились? — предупредительно шепчут чертовы губы.
И моя стыдливость и целомудренность катятся в тартары. Договорились, черт возьми. Потому что я хочу. Пожалуй, больше всего на свете.
Врезавшиеся
— Не открывай, — хрипло произносит Кэп и в подтверждение своих слов сильнее сдавливает ладонью мой зад.
— Нужно открыть, — по тупому повторяю я и, вынырнув их тисков Кэпа и его сообщника шкафа, лечу к двери. В ушах грохочет: божечки, божечки, я же могла с ним переспать. Хотела с ним переспать. Хочу-хочу с ним переспать.
Поплотнее запахнув свой развязный халат, дергаю ручку и, остолбенев, замираю на пороге.
— Привет, малыш, — с виноватой улыбкой произносит Глеб, держа в руках здорового плюшевого медведя и букет цветов. — Можно войти?
17
Ника
Я несколько секунд глазею на идеальную прическу Глеба, затем перевожу взгляд на пухлую морду медведя, с укором глазеющего на меня черными пуговицами, и неожиданно для самой себя захлопываю дверь. Ноги отказываются куда-либо идти, и я остаюсь стоять, уставившись с линзу глазка. Меня что, бог воздержания от греха бережет? Мне же двадцать один, в конце концов, и у меня есть естественные потребности. Например, прервать годовое воздержание и отдаться выдающемуся эталону мужской привлекательности под укоризненный взгляд Джареда Лето(актер и солист 30 seconds to Mars — прим. автора)
Но по мере того, как я гипнотизирую глазами дверь, мое заведенное либидо получает передышку и кровь вновь приливает к мозгу. И вот тут-то мне становится чудовищно стыдно, потому что ни годичное отсутствие секса, ни двухметровый красавчик с могучей битой в штанах, при одном звуке голоса которого насквозь промокают мои отсутствующие трусы, ни злость на динамо-Глеба не оправдают моей измены. Сначала я должна закрыть вопрос с парнем-кидалой, а потом уже… а потом запрыгнуть на Макса Гасовича, засунуть язык ему в рот и в течение суток в самых извращенных позах отдавать ему долги, что бы он под этим не подразумевал.
При мысли о двадцати четырех часовом сексуальном марафоне, в животе вновь становится горячо, и я поспешно дергаю ручку, слишком поздно понимая, что Глеб, скорее всего, уже ушел. Но нет. Он и его плюшевый спутник по-прежнему ждут за дверью.
— Никуш, я знаю, что ты злишься, — со вздохом произносит Глеб, переминаясь с ноги на ногу. — Я это заслужил. Но давай все же поговорим.
Вот оно, самое сильное оружие Глеба. Его спокойствие и рассудительность, на фоне которого я чувствую себя брыкливой истеричкой. И как бы мне не хотелось проорать «Какого черта тебе вообще от меня нужно, если видимся мы только по выходным, секса у нас нет, а сон в одиночестве для тебя, хорька ученого, в разы увлекательнее, чем совместный досуг?», глядя в гладкое лицо с глазами преданной колли, я не могу.
Очевидно, что и чутье у Глеба собачье, потому что он безошибочно улавливает брешь в моей обороне и переходит в учтивое наступление:
— Можно войти, Никуш? Цветы хотя бы в воду поставим. Гибискусы ведь не виноваты, что я идиот.
Признание себя и идиотом и мои любимые гибискусы подкупают. Ну не в подъезде же нам расставаться.
— Проходи, — кивком головы указываю на приоткрытую дверь и пячусь в нее задом. Ситуация, конечно, полное дерьмо. Во-первых, у меня на голове до сих пор махровый тюрбан, во-вторых, в моей квартире два парня: один — без пяти минут мой бывший парень, другой — без шести минут мой будущий секс.
Пока Глеб неторопливо расшнуровывает ботинки, я с бьющимся сердцем выхожу в зал и беспокойно оглядываюсь. Ну а кто знает, что может взбрести в голову этим американцам? Вдруг Кэп в лучших традициях пошлых голливудских комедий расположился на моем диване голый и успел обмазать причинные места взбитыми сливками.
К счастью, подобной калорийной зарисовки я не застаю и со вздохом облегчения провожу Глеба на кухню.
— Подожди пару минут, — тычу в кнопку на чайнике, — сейчас приду.
Я со всех ног несусь в спальню, на ходу снимая полотенце с волос, и швырнув его в кресло, толкаю дверь. Максим стоит возле окна и задумчиво крутит в руках листок формата А4, в котором я узнаю свой последний набросок.
— Какого черта ты роешься в моих вещах? — возмущенно верещу, выдирая лист их его рук.
— Мне нужно было как-то отвлечься, — Кэп пожимает плечами и выразительно опускает взгляд на ширинку. — Кто приходил?
Он спрашивает это как бы между прочим, но за лесом пушистых ресниц я вижу неподдельный интерес.
— Это Глеб, — от волнения я нарубаю фразы как куски мяса. — И он еще не ушел. Сидит на кухне. Нам нужно с ним поговорить.
Очевидно, остаточные пары текилы и гормоны окончательно лишили меня способности соображать, потому что только сейчас до меня доходит весь конфуз происходящей ситуации. Хорошо же я, наверное, выгляжу со стороны, свихнувшаяся похотливая олениха.
— У тебя, наверное, дела еще есть, Кэп, — изо всех сил стараюсь не выдать навалившегося смущения, — Так что ты можешь ехать.
Гасович красноречиво опускает взгляд в мое махровое декольте и, привалившись задом к письменному столу, сверкает широченной улыбкой:
— Неа. Даже не подумаю.
— Какой настырный коллектор, — разворачиваюсь к двери, чтобы спрятать расплывающуюся улыбку.
— У тебя охрененные сиськи, Бэмби, — огненным кинжалом летит мне в спину, — Жду не дождусь, когда снова увижу их.
Ох, а вот и снова бельевые осадки. Только что, черт подери, означает это «снова»?
Когда я с безумной улыбкой и горящими щеками захожу на кухню, Глеб скромно сидит на стуле. Судя по идеальной чистоте столешницы и барной стойки и тому, как аккуратно висит на краю раковины сложенная вдвое целлюлозная тряпка, он явно успел убраться. За три месяца, что мы вместе я привыкла к его маниакальной тяге к чистоте, но сейчас его порыв уборщицы бесит. Есть что-то в этом жесте… бестактное. Если я не страдаю обсессивно-компульсивным расстройством и не натираю столовые поверхности до кровавых мозолей, еще не означает, что я грязнуля и нужно за мной подтирать.