Американская трагедия
Шрифт:
– Вы думали, что она не такая блестящая партия, как мисс X?
– Я думал, что не должен жениться на ней, раз я больше не люблю ее.
– Даже и для того, чтобы спасти ее честь и самому не оказаться непорядочным человеком?
– Видите ли, я тогда думал, что мы не можем быть счастливы вместе.
– Это было, конечно, до великого перелома в вашей душе?
– Да, это было до того, как мы поехали в Утику.
– Тогда вы еще были без ума от мисс X?
– Да, я был влюблен в мисс X.
– Помните, в одном из своих писем, на которые вы никогда не отвечали, Роберта Олден писала вам (тут Мейсон достал одно из первых семи писем и прочел): "Меня мучит тревога и ужасная неуверенность, хоть я и стараюсь гнать их от себя, - ведь теперь у нас все решено и ты приедешь за мной, как обещал". Так что же именно она подразумевала, говоря: "теперь у нас все решено"?
– Не знаю, - разве только то, что я должен приехать за ней и увезти ее куда-нибудь на время.
– Но не жениться на ней, конечно?
– Нет, этого я ей не обещал.
– Однако сразу же после этого, в том же самом письме, она пишет: "По пути сюда, вместо того чтобы поехать прямо домой, я решила остановиться в Гомере и повидаться с сестрой и зятем. Ведь неизвестно, когда мы увидимся опять, потому что я хочу встретиться с ними только как порядочная женщина - или уж никогда больше не встречаться!" Как, по-вашему, что она хотела сказать словами "порядочная женщина"? Что, пока не родится ребенок, она будет жить где-то вдали от всех, не выходя замуж, а вы будете понемножку посылать ей деньги, а потом, может быть, она вернется и будет изображать из себя невинную девушку или молодую вдову, - или как? А не кажется вам, что она себе представляла нечто другое: что она выйдет за вас замуж, хотя бы на время, и ребенок будет законным? "Решение", о котором она упоминает, не могло означать чего-то меньшего, не так ли?
– Ну, может быть, она и так себе это представляла, - уклончиво ответил Клайд.
– Но я никогда не обещал на ней жениться.
– Ладно, пока мы это оставим, - упрямо продолжал Мейсон.
– Займемся вот чем (и он стал читать из десятого письма): "Милый, ведь ты, наверно, мог бы приехать и на несколько дней раньше, - какая разница? Все равно, пускай у нас будет немножко меньше денег. Не бойся, мы проживем и так, пока будем вместе, - наверно, это будет месяцев шесть - восемь самое большее. Ты же знаешь, я согласна тебя потом отпустить, если ты хочешь. Я буду очень бережливой и экономной... Иначе невозможно, Клайд, хотя ради тебя я хотела бы найти другой выход". Как, по-вашему, что все это означает: "быть бережливой и экономной" и отпустить вас не раньше, чем через восемь месяцев? Что она будет ютиться где-то, а вы навещать ее раз в неделю? Или что вы действительно соглашались уехать с нею и обвенчаться, как она по-видимому, думала?
– Не знаю, может быть, она думала, что сумеет меня заставить, - ответил Клайд; публика и присяжные - все эти фермеры и лесорубы, обитатели лесной глуши, возмущенно и насмешливо зафыркали, разъяренные выражением "сумеет меня заставить", так незаметно для Клайда слетевшим у него с языка.
– Я никогда не соглашался на ней жениться, - закончил он.
– Разве что она сумела бы вас заставить. Стало быть, вот как вы к этому относились, да, Грифитс?
– Да, сэр.
– И вы присягнете в этом с такой же легкостью, как в чем угодно еще?
– Я ведь уже принес присягу.
И тут Мейсон почувствовал - и это почувствовали и Белнеп, и Джефсон, и сам Клайд, - что страстное презрение и ярость, с какими почти все присутствующие с самого начала относились к подсудимому, теперь с потрясающей силой рвутся наружу. Презрение и ярость переполняли зал суда. А у Мейсона впереди было еще вдоволь времени, чтобы наугад, как придется, выхватывать из массы материалов и показании все, чем ему вздумается издевательски терзать и мучить Клайда. И вот, заглядывая в свои заметки (для удобства Эрл Ньюком веером разложил их на столе), он снова заговорил:
– Грифитс, вчера, когда вас допрашивал здесь ваш защитник мистер Джефсон (тут Джефсон иронически поклонился), вы показали, что в вашей душе произошел этот самый перелом после того, как вы снова встретились с Робертой Олден в Фонде, - то есть как раз когда вы пустились с нею в это гибельное для нее путешествие.
– Да, сэр, - сказал Клайд, прежде чем Белнеп успел заявить протест; однако адвокату удалось добиться замены "гибельного для нее путешествия" просто "путешествием".
– Перед этим вашим с нею отъездом вы уже не любили ее по-прежнему, верно?
– Не так сильно, как прежде... верно, сэр.
– А как долго - с какого именно времени и по какое - вы ее действительно любили? То есть не успели еще разлюбить?
– Ну, я любил ее с того времени, как встретился с нею, и до тех пор, пока не встретился с мисс X.
– Но не дольше?
– Ну, я не могу сказать, чтобы после я совсем ее разлюбил. Она была мне дорога... даже очень... но все-таки не так, как раньше. Мне кажется, я главным образом жалел ее.
– Это значит... дайте сообразить... примерно с первого декабря и до апреля или до мая, так?
– Да, примерно так, сэр.
– И что же, все это время - с первого декабря до апреля или мая - вы оставались с нею в интимных отношениях, да?
– Да, сэр.
– Несмотря на то, что уже не любили ее по-прежнему?
– То есть... да, сэр, - ответил Клайд с запинкой.
И едва разговор перешел на сексуальные темы, как все эти сельские жители, заполнявшие зал суда, встрепенулись и заинтересованно подались вперед.
– И, зная, как вы тут сами же показывали, что, безукоризненно верная вам, она по вечерам сидит одна в своей комнатушке, вы все-таки отправлялись на танцы и вечеринки, на званые обеды и автомобильные прогулки и оставляли ее в одиночестве?
– Да, но ведь я не всегда уходил.
– Ах, не всегда? А вы слышали, что показали здесь по этому поводу Трейси Трамбал, Фредерик Сэлс, Фрэнк Гарриэт и Бэрчард Тэйлор, или, может быть, не слыхали?
– Слышал, сэр.
– Так что же, они все лгали или, может быть, говорили правду?
– Мне кажется, они говорили правду, насколько могли припомнить.
– Но припоминали они не слишком точно, так, что ли?
– Просто я не всегда уходил. Пожалуй, раза два-три в неделю... может быть, иногда и четыре, но не больше.