Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

Брэдбери Рэй Дуглас

Мечтая о завоеваниях и тысячах новых неживых рабов, сделались они жирными и неповоротливыми, как могильные черви, поселившиеся в богатом на поживу склепе. И чем больше росла их заносчивая беспечность и жестокость, тем сильнее разгоралось пламя возмущения в преисполненном боли сердце Иллейро, словно огонь, что рассеивает туман забытья. А по мере того, как крепла его ярость, возвращалось к нему подобие той силы и стойкости, которыми юный император обладал при жизни. Он видел низость угнетателей, зло, которое причинили они беззащитным мертвецам, и в голове его звучали тысячи голосов, неотвязно требовавших отмщения.

Вместе со своими отцами и предками, Иллейро безмолвно шагал по дворцовым залам, повинуясь

приказу, или стоял, ожидая, когда его призовут. Он наливал в чаши из оникса янтарно-желтые вина, добытые волшебством на холмах, еще осененных ярким светом молодого солнца, покорно сносил оскорбления и насмешки. Ночь за ночью смотрел он как некроманты, опьянев, все ниже склоняют разбухшие, побагровевшие лица, и наконец, забываются сладким сном, лежа среди награбленного великолепия.

Ожившие мертвецы не вели меж собой разговоров: сыновья и отцы, матери и дочери, бывшие влюбленные, встречаясь, проходили мимо словно чужие, и не жаловались близким на постигшую их злую долю. Но однажды в полночь, когда тиранов сморил сон и пламя в колдовских лампах начало колебаться, Иллейро смог наконец испросить совета у Гистайона, своего древнейшего предка, прославленного в легендах, где он именовался великим магом, которому ведомы тайные знания глубочайшей древности.

Старец стоял отдельно от остальных, укрывшись в углу темных покоев. Облаченный в полусгнившее одеяние мумии, он стал коричнево-серым и весь иссох за время своего тысячелетнего сна; глядя в его потухшие прозрачно-обсидиановые глаза, казалось, что он до сих пор не пробудился от могильного забытья. Он словно не слышал вопросов Иллейро; но через некоторое время юный император уловил сухой, словно шелест, шепот:

«Беспросветная ночь усыпальницы длилась долго, я стар и многое успел позабыть. И все же, если мой разум, минуя смертную пустоту, найдет дорогу в прошлое, я возможно отыщу там потерянные знания; и тогда мы вместе решим, как достичь избавления». И Гистайон стал мысленно перебирать обрывки воспоминаний, словно искал на полках заброшенного хранилища, где успел поработать червь, а древние хроники уже повредило время, пока наконец не обнаружил нечто важное. И молвил он:

«Теперь я знаю, что был некогда могучим магом, кроме прочих искусств, владел заклинаниями некромантии, но ни разу не применил их, ибо считал для себя запретным тревожить покой усопших. Я обладал и другими познаниями; и среди этого наследия древности есть одно предание, которое может направить нас на верный путь. Ибо из тьмы веков дошло до нас неясное и темное пророчество, сделанное еще в изначальные времена при основании Йетлуриома и всей империи. В нем говорилось, что в далеком будущем зло худшее, чем сама смерть, настигнет императоров и народ Синкора; и тогда первый и последний из рода повелителей Нимбоса вместе сумеют одолеть и лишить властной силы проклятие. Природа его не раскрывалась; но согласно преданию, два императора узнают, как избавиться от напасти, если разобьют они древнее глиняное изваяние, что охраняет глубочайший склеп под дворцом в Йетлуриоме».

Услышав эту легенду из высохших уст своего прародителя, Иллейро задумался, и наконец сказал:

«Помню, однажды в детстве я, забавы ради, гулял по пустеющим подземельям, пока не добрался до последнего из них. Там увидел я покрытого пылью, грубо вылепленного идола, чей облик и назначение были мне непонятны. И я, не зная ничего о древнем пророчестве, разочарованно отвернулся и пустился бежать в поисках новых развлечений, желая вновь увидеть свет солнца».

Захватив с собой изукрашенные каменьями лампы, Гистайон и Иллейро, втайне от безразлично стоящих родичей, спустились в подземелья дворца и, словно неотвязные тени, пробравшись сквозь лабиринт объятых ночью проходов, достигли самого нижнего уровня.

Здесь,

среди спутанной паутины и черной пыли, скопившейся за множество столетий, нашли они, как и было предсказано, изваяние из глины, изображавшее давно забытого бога земли. И Иллейро разбил его камнем, а затем они с Гистайоном взяли то, что хранилось в полом центре идола — могучий меч из вечно сверкающей стали, тяжелый ключ из нетускнеющей бронзы и блестящие металлические таблицы, содержавшие запись о том, как надлежит поступить, чтобы помочь Синкору избавиться от ига некромантов, а народу Нимбоса вновь обрести благословенный вечный покой.

Как указывали древние письмена, Иллейро открыл ключом из нетускнеющей бронзы низкую и узкую дверь в конце последнего склепа позади изваяния, а за ней императоры увидели вырубленные в темном камне ступени, уходящие спиралью вниз, к неведомой бездне, где пылал негасимый подземный огонь. И оставив Иллейро охранять открытую дверь, Гистайон, сжимая в иссохшей руке меч из вечно сверкающей стали, вернулся в покои, где на роскошных пурпурно-розовых ложах распростерлись спящие некроманты, а вокруг терпеливо дожидались приказа ряды живых мертвецов с изможденными бледными лицами.

Помня слова пророчества и оставленные на таблицах веления, Гистайон высоко поднял меч и единым ударом снес голову Мматмуре, а следом за ним — Содозме. Потом, следуя древним наказам, он разрубил тела на четыре части. Так расстались некроманты со своими нечистыми жизнями, и лежали они неподвижно, а кровь их, впитавшись в ткани роскошных лож, прибавила багрянца розовому цвету, и яркости темному пурпуру.

Затем иссохшая мумия великого мага, обратившись к родичам, что стояли молча и безучастно, не ведая об освобождении, заговорила с ними сухим слабым шепотом, но властно, как отец, отдающий приказ своим детям. Почившие императоры и императрицы содрогнулись словно осенние листья при порыве ветра, и еле слышный шелест голосов прошел по всем покоям и залам; затем слова эти разнеслись за пределами дворца и дошли они неведомыми путями до каждого ожившего мертвеца в Синкоре.

Целую ночь и весь сменивший ее сумрачный день, озаренная неверным пламенем факелов и при свете затухающего красного солнца, по улицам мертвого города шла бесконечным потоком чудовищная процессия изъеденных трупов и полурассыпавшихся скелетов; один за другим проходили они по дворцовым покоям, где у ложа с убитыми некромантами застыл на страже Гистайон. Не останавливаясь, уперев потухший взгляд в пустоту, словно тени уходящей ночи, они стремились только вперед, чтобы добраться до дворцовых подземелий, пройти сквозь открытую дверь, у которой стоял Иллейро, и наконец, преодолев тысячи ступеней, достичь бездны, где клокотал негасимый подземный огонь. И подойдя к самому краю, бросались они в яростное бездонное море, найдя вторую смерть в его очищающем пламени.

Но и после того, как поток жаждущих вечного покоя иссяк, Гистайон не двинулся с места. Освещенный последними лучами закатного солнца, стоял он возле бездыханных узурпаторов. Наконец, исполняя предписания таблиц, произнес он древнейшие заклинания некромантии, которыми овладел много веков назад, и проклял изрубленные тела, вдохнув в них вечную жизнь-в-смерти, на которую Мматмур с Содозмой едва не обрекли народ Синкора. Как только побелевшие уста мумии произнесли страшные слова, глаза колдунов зажглись безумным огнем, отрубленные головы покатились прочь, а их руки и ноги начали бешено извиваться на покрытом запекшейся кровью императорском ложе. И лишь тогда, уверившись, что все сделано в точности согласно велениям и предсказаниям древних мудрецов, Гистайон вышел из покоев, оставив некромантов терпеть вечные муки, и, ни разу не обернувшись, направился в подземелья дворца, чтобы, миновав объятый темнотой лабиринт проходов, встретить там Иллейро.