Американский детектив
Шрифт:
С Брауном и пожарными он перешел к телефону. Патти тихо позвала:
— Нат!
Что ее толкнуло на это? Только одиночество? Не имела понятия, но не имела и сил сдержать себя.
— Он умер, Нат. Папа. Знаете, он был такой большой и сильный…
— Мне очень жаль. — Нат взял обе ее маленькие чистые руки в свои. Потом расстроенно увидел, что он наделал: — Этого мне тоже жаль.
— Это не важно. — Патти не пыталась отнять свои руки. — Звонила мама. Она его видела, но он… он ее не узнал.
Нат снова сжал ее руки.
— Только спокойно. Спокойно.
«Что еще можно было сказать? Не умею я этого, — подумал он. — Единственное, в чем я разбираюсь, это дома, а не люди».
— Мне очень жаль, — повторил он, но эти слова показались ему пустыми.
Патти прикусила нижнюю губу. Глаза ее были закрыты. Когда она их открыла, они предательски блестели, но слез не было.
— Все уже в порядке. — Она помолчала. — Пол… — начала она уже другим тоном.
— Что с ним?
Патти глубоко, но неуверенно вздохнула.
— За обедом я сказала отцу о Поле и Зиб. Мне очень жаль, но я сказала ему, что ухожу от Пола, и должна была объяснить причину.
Нат снова сжал ее руки.
— Разумеется. — Но где же боль от этого открытия, от понимания, что он рогоносец? Почему ему это безразлично? Неужели все это время он только убеждал себя, что живет с Зиб в чем-то, считавшемся супружеством, в то время как в действительности было только легализованным соитием на публике, из которого не вытекали никакие обстоятельства?
— Пол говорил с ним после меня, — продолжала Патти.— Был там, когда у отца начался приступ.— Она замолкла, наблюдая за лицом Ната.
В другом конце трейлера четверо мужчин суетились вокруг телефона. Слышались голоса, но разобрать слова было невозможно. Здесь, на маленьком изолированном пространстве, стояла тишина. Наконец Нат спросил:
— Что вы хотите сказать, Патти?
— Насколько я знаю отца, — ответила она, — он Полу выложил все, в том числе и о Зиб. Вы думаете, нет? — Она помолчала. — И что, вы думаете, мог ответить Пол? — Она снова помолчала, потом сама ответила: — Что у нас с вами тоже рыльце в пушку. Лишь бы не тонуть одному. Я Пола знаю.
Их окружала тишина, и время словно остановилось.
— Не знаю, — ответил Нат.
Но он знал. «Я Пола знаю», — к этому утверждению он мог присоединиться.
— Я плохо разбираюсь в людях, — сказал он. — Зачем осуждать, пока не доказана его вина?
Патти покачала головой. Решительно вздернула подбородок.
— Если все было так, — сказала она, — отца убил он.-Ее руки в ладонях Ната забила дрожь. — И если мне представится такая возможность, — продолжала она, — я убью Пола, Господь свидетель.
Нат тут же начал:
— Патти… — Но запнулся.
Браун кричал в телефон:
— Вы в этом уверены? Черт побери, так убедитесь!
– Потом обратился к Гиддингсу и пожарным: — Он думает, что лифт дошел до них. Думает! — И снова в трубку: -Это точно? Да, мистер губернатор? Охренеть можно!-Пауза. — Да, губернатор! Останусь на связи. — Прикрыл трубку рукой: — Лифт наверху. Пытаются открыть двери. Что вы на это скажете? — Через весь трейлер взглянул на Ната: — Теперь можем забыть эти глупости со спасательным тросом.
Нат задумался. Наконец-то речь о вещах, о которых он может судить со всей ответственностью.
— Нет, — сказал он. — Если лифт на ходу, отлично. Но на всякий случай оставим запасной выход.
Первыми не выдержали жара окна на северо-западной стороне шестьдесят второго этажа. Тяжелые обломки закаленного дымчатого стекла вылетели, как при взрыве, засверкали в долгом падении, как сосульки, и разбились на площади. Толпа охнула, раздались выкрики.
Отодвиньте подальше барьеры, — заорал сержант.-Назад, черт побери, назад!
Постовой Шеннон провел рукой по лицу и, не веря своим глазам, уставился на кровь, растекавшуюся по его ладони и капавшую между пальцев.
Барнс выхватил носовой платок. Свернув, приложил его к длинной, чистой ране.
— Прижми как следует, Майк, и давай к «скорой». Придется зашивать.
— Как думаешь, — спросил неисправимый Шеннон, — светит мне медаль за ранение, Фрэнк? Я всю жизнь хотел стать раненым героем.
— Значит, твоя мечта сбылась. — Барнс начал оттеснять толпу от вероятного места падения осколков.
Лозунги на площади исчезли, но изуродованное сооружение предоставило преподобному Джо Уиллу Томасу повод для проповеди.
— Это воля Господня! — вещал он своим библейским голосом. — Это воздаяние за прегрешения и гордыню, которые идут бок о бок. Это новые Содом и Гоморра, Содом и Гоморра, говорю я вам.
Нашлись и такие, кому это сравнение показалось подобающим.
В воздухе над площадью летел пепел. Лужи воды на мостовой превратились в озера, черные от сажи.
Высоко, невероятно высоко из сияющей Башни поднимался столб дыма. Ниже, по другую сторону здания, клубился другой и, подгоняемый ветром, огибал всю Башню, как гигантский удав.
Из дверей вестибюля тоже валил дым, но уже не такой густой. Многие в толпе думали, что пожар локализован. Но это было не так.
— Рано или поздно, — сказал служащий страховой компании с Пайн-стрит, — это должно было случиться. Не хочу, чтобы на меня ссылались, но это так. И слава богу, что нас это не касается.