Американский доктор из России, или история успеха

Голяховский Владимир Юльевич

Если в Индии плотность населения на один квадратный километр четыреста человек, то в поезде на один квадратный метр приходилось четыре. Я был единственный иностранец в вагоне, но, не обращая на это внимания, меня толкали, как своего. При невероятной тесноте через вагон умудрялись пробираться босоногие, чумазые мальчишки. Только такие тощие дети могли сделать это. С большими медными чайниками в руках, они скользили между пассажирами, громко крича: «Чай, чай!» (в Индии это слово звучит, как и в России, и это было единственное слово, которое я там понимал). Хоть меня и предупреждали, что в Индии следует пить только минеральную воду из бутылки, я не устоял

перед соблазном: за три рупии мальчик налил в бумажный стакан горячую темную жижу, терпкую на вкус. Другие мальчишки пробирались с ящиками и сапожными щетками в руках. Надо было дать и им заработать.

Когда мы приехали в Нью-Дели, на перрон высыпала серая толпа такой густоты, какой я не видел и, надеюсь, больше никогда не увижу. Это было в День Независимости, 26 января. В центре города я успел увидеть самую колоритную часть военного парада — шествие громадных, пышно украшенных президентских слонов. На лбах у них были золотые щиты с эмблемой страны, по бокам свисали красные, расшитые золотом шелковые накидки, бивни украшали золотые кисти, ноги чуть выше ступней обвивали золотые цепи. Слоны важно вышагивали перед танками и бронетранспортерами.

В гостинице первым делом после тесноты вагона я сел в ванну с ароматной мыльной пеной. Зазвонил телефон, но выскакивать из воды не надо было: над ванной висел аппарат. Звонил профессор Балу Шан Карай:

— Владимир, у меня для вас приглашение вечером на официальный прием к президенту. Я заеду за вами, и мы вместе поедем во дворец.

В конце января в Нью-Дели стоит жара. Мы ехали широкими улицами, обрамленными высокими деревьями, по богатому деловому району города. Сквозь зелень за заборами виднелись красивые особняки министерств и посольств. Посреди большой площади я увидел углубление с холмом, покрытым горами цветов. К нему шли и шли люди с букетами и гирляндами. Балу объяснил:

— Это священное место. Здесь были сожжены по древнему обычаю тела Махатмы Ганди, основателя нашей Республики, премьер-министров Индиры Ганди и ее сына Раджива.

Балу сложил руки перед лицом и вздохнул:

— Ах, Владимир, в нашей миллиардной стране с ее множеством религий и сект и повсеместной бедностью слишком много разногласий.

— Могу я спросить: какую выгоду получила Индия от того, что стала самостоятельной? Не лучше ли было для блага народа оставаться под британским протекторатом?

— Нет, не лучше.

— Что люди от этого выгадали?

— Независимость.

Я хотел сказать: «Много ли пользы от независимости, если миллионы людей голодают?» Но Балу был членом правительства, и я не продолжил полемику.

Во дворец съезжались тысячи гостей — дипломаты, генералы, знаменитые люди и официальные лица. Под охраной солдат мы выстроились в длинную очередь у боковых пропускных ворот, медленно проходя контроль металлоискателя. У меня отобрали фотоаппарат — снимать нельзя. А жаль: я мог бы сделать немало колоритных снимков, тем более что многие индусы и послы других государств были в пышных национальных костюмах — настоящая оперетта!

В саду перед дворцом, вдоль главной аллеи и в боковых просеках расставлены были столы с фруктами, пряными печеньями, легким вином и минеральной водой. В толпе мой Балу сразу встретил знакомых и заговорил с ними. Я на время отстал от него и прошелся по саду. По углам аллей стояли двухметровые гвардейцы президентской охраны в пышных одеяниях, в чалмах и с длинными копьями. Они выглядели как украшение прекрасного сада.

На балкон дворца вышли такие же

гиганты и протрубили сигнал ко вниманию. Гости подтянулись к дверям дворца, где стоял военный оркестр. И вот под музыку марша начали попарно выходить еще более пышно разряженные и еще более высокие гвардейцы с копьями и мечами — это было подобием уже не оперетты, а настоящей оперной постановки! И как-то незаметно и неожиданно между ними оказался невзрачный, маленький, прихрамывающий старичок в высокой чалме. Держа сложенные ладони у лица, он на ходу всем кланялся и улыбался во все стороны. По его характерной походке мне было нетрудно с первого взгляда поставить диагноз: артрозо-артрит коленных суставов. Гости зааплодировали — оказалось, это был сам президент. В Индии он церемониальная фигура, страной управляет премьер-министр.

Для него и его приближенных была покрытая ковром и огороженная красным бархатным канатом площадка. Президент с явным облегчением опустился в кресло и сказал в микрофон несколько слов приветствия. Послы, министры и генералы потянулись к нему для приветствия. Я стоял рядом с Соней Ганди, вдовой недавно убитого премьера Раджива; Соню и саму прочили в будущие премьер-министры. Вот бы мне в ту минуту сфотографировать!

Потом на два часа все забыли про президента и разошлись по разным уголкам сада, ища места за столами. Попивая сладкое вино, я увидел женщину в европейском платье, одна нога у нее была в гипсе.

— Извините, могу я спросить, что с вами? Я ортопедический хирург из Нью-Йорка.

— О, вы как раз тот человек, кто мне нужен: у меня перелом лодыжки. Скажите мне…

Тут ко мне повернулся ее муж, и я узнал в нем того самого британца, с которым десять дней назад разговаривал у бассейна в Бомбее. Дав несколько советов его жене, я напомнил ему о нашей прошлой встрече и не удержался от вопроса, не дававшего мне покоя:

— В богатой Индии я насмотрелся на большую бедность. Скажите, не лучше ли было бы Индии оставаться под британским протекторатом?

Он посмотрел на меня с дипломатической улыбкой:

— Здесь не говорят об этом. Но вы американец и хирург. В благодарность за консультацию моей жене я вам скажу: конечно, для Индии это было бы лучше. Независимость неразвитых стран — форма бессмысленного национализма. А национализм всегда приводит к плохим последствиям. В Британии хорошо понимали это, но после Второй мировой войны уже не могли остановить процесс, начатый Ганди. Единственное, что мы могли сделать, — разделили индусов с мусульманами, создав Пакистан. Правда, это привело к миллионным жертвам. А без разделения было бы еще хуже.

Наесться досыта на президентском приеме было невозможно, но в тот вечер меня ждал гастрономический сюрприз: в ресторане нашего отеля работал приглашенный на время шеф-поваром парижанин Чариал, которого звали Ван Гогом французской кулинарии. В рекламном проспекте говорилось, что его гастрономические шедевры оценили многие короли и президенты. Я не поклонник картин Ван Гога, но почему бы не попробовать блюда Чариала? Тем более что французскую кухню я ценю выше всех других. Приехав голодным от президента, я оказался первым в ресторане и заказал хороший обед. Неожиданно там появилась моя знакомая итальянка из Чикаго с дочерью. Что же, в компании веселее! Переполненный впечатлениями прошедшего дня, я рассказывал им про индийский поезд и прием у президента, чем их изрядно повеселил. А обед оказался на славу — шедевры Ван Гога французской кулинарии прямо-таки таяли во рту и примирили меня с художником.