Американский доктор из России, или история успеха
Шрифт:
— Дети, вы знаете, что такое национальность?
Все радостно закричали:
— Знаем!
— Сейчас я буду называть национальности, а вы поднимайте руки, если это ваша национальность.
Это выглядело, как игра, и мы так же весело согласились. Она сказала:
— Русские, — и поднялось большинство рук. Я тоже хотел поднять руку, помня, что моя мама русская. Но, пока я размышлял, она быстро перечисляла дальше:
— Украинцы, белорусы, грузины…
Каждый раз поднималось несколько рук. Наконец, она сказала:
— Евреи.
Тут я обрадовался, что тоже могу поднять руку. Но как
— Зак — еврей! Зак — еврей!
Я растерялся, а учительница строго сказала:
— Ребята, не надо смеяться над Заком. Евреи — такая же национальность, как и все другие.
Но я уже тогда понял, что, очевидно, эта национальность все-таки не совсем такая, как другие…
Я рассказал об этом происшествии дома, отец расстроился и взялся за голову. Но мама решительно перевела меня в другую школу, теперь уже под своей фамилией. Так я стал Голяховским.
Мои родители долго бедствовали, как большинство людей в те времена. Мы ютились в одной комнате в коммунальной квартире. Но потом карьера отца пошла в гору; он стал профессором хирургии и очень популярным доктором среди московских звезд искусства.
По образу и подобию отца я стал доктором и хирургом, а мама привила мне любовь к искусству, особенно к литературе, и больше всего — к Пушкину.
Я всегда обожал ее и уже в раннем возрасте дал этому моему чувству обоснование:
— Я тебя очень люблю. Знаешь, почему? Потому, что сколько мам есть на свете, а никто не хотел меня выродить, а ты взяла и меня выродила.
Детская логика. Но и теперь, на старости лет, я считаю, что мне повезло, оттого что меня ВЫРОДИЛА именно моя мама!..
Нет смысла лишний раз говорить, что люди, эмигрировавшие в Америку в преклонном возрасте, болезненно переносят столь резкие перемены и новое окружение. Сколько раз я слышал от старых иммигрантов:
— Господи, какую я глупость сделал, что приехал!
— Пешком бы, кажется, пошел обратно, если бы мог!
— А чего здесь хорошего? И люди другие, и все другое!
Это — как при пересадке деревьев: молодые побеги быстро и легко приживаются и начинают буйно расти, а старые деревья болеют, привыкая к новому грунту. Но моя мама и в этом была исключением. Ей все вокруг было интересно, она часто говорила:
— Я каждое утро благодарю Бога за то, что мы в Америке.
Конечно, она страдала после смерти отца, случившейся через год после нашего переезда. Конечно, она тяжело переживала мое неустройство в первые годы и ошибки своего внука. Но она никогда ни на что не жаловалась, никогда себя никому не навязывала. Зато как она гордилась моим продвижением в медицине, как радовалась моим книгам!
Она любила жизнь, умела ее наблюдать и получать от нее удовольствие. Вскоре после переезда она познакомилась с жившими рядом иммигрантами-евреями из разных городов Союза, и вокруг мамы сплотилась небольшая компания. Почти все вдовы, с очень разным культурным уровнем, они сошлись случайно, но потом были долгие годы крепко спаяны. Как между всеми стариками, случались между ними интриги и разногласия, но мама, всегда выступавшая арбитром, умела помирить спорщиков. Она говорила:
— Мы друг друга не выбирали —
На старости лет у большинства из них обнаружилась приверженность к иудейским ритуалам. И, хотя мама была единственная русская среди них, они всегда ее приглашали на свои праздники.
Все годы мама упорно учила английский, ходила на вечерние курсы и занималась сама дома, исписывая упражнениями толстые тетради. И она освоила язык настолько, чтобы объясниться в любой ситуации, но главное — понять, что ей говорят. Это был уникальный случай среди иммигрантов ее возраста. Впрочем, она во всем была уникальна.
С туристической группой мама ездила в Канаду, во Флориду, в Париж и Бельгию, даже летала в Израиль: ей хотелось посетить святые места. На старости она, как и ее новые друзья евреи, стала религиозной, хотя и не слишком. Неподалеку от ее дома была украинская церковь Святого Володимира. С русской церковью разницы там почти не было, и мама стала ходить туда, как в клуб. Но к своей вере она относилась с некоторым юмором, рассказывая:
— Вчера была в церкви и все клянчила и клянчила у Бога…
Как живут старые иммигранты из Союза, которые никогда в Америке не работали? Казалось бы, на что им рассчитывать? Но в американском обществе сильно развита забота о стариках, не исключая иммигрантов. Всем, кому больше 65 лет, назначается пособие SSI (Supplemental Security Income — дополнительное социальное обеспечение), около 550 долларов в месяц. И мама получала столько же, и ей хватало. Одно время она стала подрабатывать, ухаживая за больной старой иммигранткой. Только ее поездки за границу и в летний лагерь оплачивал я. Всем получающим SSI полагаются отдельные квартиры. Мама платила 150 долларов за квартиру в государственном доме для людей с низким доходом. Это не значит, что такие дома плохи, наоборот, они все вполне приличные. Социальные службы города предоставляют пожилым иммигрантам страховку «Медикейд», оплачивающую прием в поликлиниках, лекарства и транспорт в госпиталь и обратно, а после 65 лет еще и вторую страховку — «Медикер», дающую возможность наносить визиты частным докторам. Если по состоянию здоровья престарелые иммигранты нуждаются в помощи, им назначают приходящую домработницу на определенное число дней и часов в неделю, в зависимости от возраста и состояния. Их обязанности — покупать старикам продукты, готовить, убирать квартиры, гулять с ними. Совсем слабых и больных помещают в Дом престарелых, за который «Медикейд» платит полностью. Казалось бы, чего еще желать? И все-таки многие остаются недовольны: не такую им прислали домработницу, не в таком районе поселили, не такую дали квартиру…
Моей маме нравилось все — такой уж характер. Она украшала свою квартиру дешевыми приобретениями. Иногда кто-то выносил на улицу перед домом ненужную лампу или что-то из вполне приличной мебели. Если ей что-то нравилось, мама платила служащему, который убирался в ее доме, и тот приносил эту вещь к ней в квартиру. Потом я или кто-нибудь из ее знакомых чинил или обновлял приобретение. Мама с юмором говорила:
— Смотрите, что на помойке нашла. А ведь, правда, выглядит хорошо?
Два раза в неделю к ней приходила молодая черная работница. Мама была довольна своей помощницей, делала подарки ее детям.