Американский принц

Симон Сиерра

Я скучаю по его прикосновению.

— Ты прощаешь меня?

Его «лесные» глаза немного смягчаются.

— Ты спас ей жизнь, Эмбри. Я прощу тебе все что угодно.

Я чуть не умираю от облегчения.

— Даже если бы ты насмехался и ненавидел меня все время, пока делал меня рогоносцем, я бы простил тебя. Даже если бы ты переиграл каждое извращение, которое я когда-либо с ней делал, чтобы стереть память обо мне из ее тела, я бы тебя простил. Если бы вы двое трахались, а потом оба решили уйти от меня, я бы вас простил. Но особенно это. Ты позаботился о ней так, как

ей было нужно.

— Я дерьмово себя из-за этого чувствую, — бормочу я, хотя правда сложнее, а его медленная улыбка говорит мне, что он это знает.

— Я прощаю тебя, поэтому тебе нужно простить самого себя. Она попросила, и ты согласился, потому что знал, что ей это нужно. Потому что однажды тебе было нужно что-то подобное. И потому что ты этого хотел. И потому, что знал, что я бы дал ей то же самое, если бы был там. — Эш встает и предлагает мне руку, и я позволяю ему помочь мне встать на ноги.

— Сядь, — говорит он, указывая на диван и заходя за свой стол, когда я это делаю.

После моего признания и подчинения, а также после его прощения, я чувствую потрясение, словно меня освежевали, поэтому ищу любую тему для разговора за исключение того, что я сделал с женой моего возлюбленного.

— Наша хитрость сработала? Держать ее похищение в тайне?

Эш кивает, копаясь в глубоком ящике старого стола.

— Для всех остальных — за исключением нескольких надежных людей — мы с Грир были здесь, проводили медовый месяц, а ты отправился в столь необходимый тебе отпуск в дом на озере твоей матери. Хотя, не знаю, как долго еще смог бы хранить это в секрете. Пресса жаждет фотографий нас с Грир. — Как всегда, Эш кажется озадаченным тем, что так притягивает к себе СМИ.

— Должно быть, все из-за Грир, — заключает он, открывая еще один ящик. — Ее все обожают — хотя, и по праву — и, похоже, одержимы ею. Съемка свадьбы, обложки журналов после свадьбы и интернет-статьи… Я не мог включить телевизор, не увидев кадры с моей собственной свадьбы. Не мог и шага сделать, чтобы не увидеть ее лицо. — Эш глубоко вздыхает и смотрит на меня. — Спасибо, Эмбри. Если бы ты не вернул ее, если бы ты не вернулся…

Солнце выходит из-за облака, заполняя комнату золотисто-зеленым светом, выделяя серебро у висков Эша и тонкие морщинки вокруг его глаз. Ему всего тридцать шесть, он только сейчас входит в расцвет своей жизни, но мгновение я вижу потерю из-за всего, что на него навалилось… война, должность президента, Грир и я. Все это сейчас лежит на его плечах, и всегда лежало, и обычно он с легкостью с этим справляется, но сейчас я вижу, как сильно он полагается на Грир в поисках силы. И, возможно, даже на меня.

Но затем Эш выпрямляется, сжимая что-то яркое в своей большой руке, и он возвращается к власти. Назад к легкой силе и спокойствию. Он подходит ко мне, болтая яркой штукой в своей руке, очертание его толстого члена так восхитительно виднеется в спортивных штанах. Я не могу перестать пялиться на него, пялиться на тонкую линию черных волос, спускающихся вниз от пупка под пояс штанов, с легким намеком на большее количество под ним.

Он останавливается передо

мной.

— Видишь то, что тебе нравится, Патрокл?

Я стреляю глазами на его лицо и вижу вызванную улыбкой ямочку на его щеке. Я собираюсь сказать несколько умных замечаний, но потом вижу, что именно находится в его руке.

— Это… это новенький галстук с горой Рашмор?

— Подарок от Бельведера. Я пообещал ему, что он никогда не увидит свет… но сейчас я собираюсь слегка обойти это обещание. — Он наклоняется и накрывает галстуком мои глаза, надежно завязывая его на затылке. — Ты что-нибудь видишь?

Уродливый галстук блокирует весь свет, а шелк его на самом деле довольно гладкий и холодный на моих усталых глазах.

— Что ты делаешь?

Два грубых кончика пальцев прижимаются к моему рту.

— Увидишь. Откинь назад голову, руки на спинку дивана. Тебе запрещено двигаться, пока я не разрешу.

Я делаю, как мне сказали, моя эрекция уже болезненно прижимается к шву штанов, у меня колотится сердце. Так много в нашей короткой жаркой любовной связи (между смертью Дженни и знакомством с Грир) было спонтанно, яростно, просто коллекцией украденных интерлюдий в заброшенных уголках Белого дома. Но это — продолжительное и запланированное доминирование — у меня не было такого многие годы, с тех пор как Эш встретил Дженни. С тех пор как я первый раз отказался жениться на нем.

Я скучал по этому.

Скучал по этому так, как скучаешь по солнцу после длинной цепочки пасмурных дней, когда начинаешь забывать о том, что пасмурно, забывать о том, что скучаешь по солнцу, а затем, в один прекрасный день, когда оно возвращается, такое горячее, ясное и яркое, и ты задаешься вопросом, как вообще мог без него жить. Я скучал по неопределенности всего этого, по невозможности видеть что-либо сквозь повязку на глазах. Я скучал по осознанию этого, по тому, как мою кожу покалывает от каждого дуновения воздуха, как я напрягаюсь от ощущения того, что он рядом.

Забавно, как моя поза кажется воплощением расслабленного ожидания, но я сразу же чувствую напряжение из-за того, что удерживаю мои руки на месте, пока Эш руками находит мою ширинку. Я вздрагиваю, когда его пальцы через штаны скользят по моей эрекции, и слышу, как он улыбается.

— Не шевелись, — предупреждает он.

Уверенные руки дергают застежку моей молнии ниже, ниже и ниже.

— А что произойдет, если я пошевелюсь? — спрашиваю я, хватаясь за спинку дивана, чтобы не дотрагиваться до Эша, чтобы не прикоснуться к его члену или к моему.

— Последствия. — Это слово — нечто среднее между игривым и смертельно серьезным, и я вздрагиваю от неопределенного желания.

У меня не было «обдуманных заранее последствий» в течение очень долгого времени, и я удивлен тем, насколько явно меня волнует эта идея.

— Теперь, больше никаких слов из твоего рта, за исключением «Спасибо, сэр» или «Пожалуйста, прекратите, сэр».

Я фыркаю.

— Неужели ты действительно остановишься, если я скажу «пожалуйста»?