Американский принц
Шрифт:
— Нет. — Теперь я определенно слышу улыбку в его словах. — Сними рубашку, Эмбри; разрешаю двигаться, чтобы это сделать. Затем верни руки туда, где они были.
Я подчиняюсь, и в тот момент, когда я усаживаюсь, как раньше, слышу резкий щелчок канцелярской резинки и чувствую жжение в моем левом соске. Я ловлю ртом воздух.
— Угадай, что еще лежит в моем столе? — говорит Эш веселым голосом. Второй щелчок по тому же соску, и я выгибаю спину, опаляющая боль быстро превращается в совершенно другой вид тепла. — Это были предостерегающие щелчки. Еще одна дерзость от тебя, и я увижу, какими красными эти соски могут стать. И не забывай, Эмбри, есть места похуже,
Я подчеркнуто сжимаю губы.
— Хороший мальчик, — говорит Эш, и, возвращаясь к моим штанам, он раскрывает ширинку и немного тянет вниз мои штаны и боксеры, чтобы освободить мой член. Я так возбужден, что меня слишком стимулирует даже ласковое касание воздуха кондиционера; я сопротивляюсь стремлению извиваться, зная, что будут последствия, хотя я их почти желаю.
— На протяжении и всей истории монархи дарили подарки верным слугам после их возвращения. Подарком были земля, замок или корабль; англо-саксонские короли дарили свои вассальские кольца и золотые ожерелья. Иногда даже ночь с королевой. — Твердая рука обхватывает мой ствол, и от этого ощущения я вздрагиваю. — Но у меня нет золота, и я уже разделяю с тобой мою жену. Так что же я могу тебе дать? За такую хорошую службу? За спасение моей королевы?
Рука скользит вниз, а затем вверх, Эш шепчет над натянутой, шелковистой кожей моей эрекции. Низкий грудной стон слетает с моих губ. Бля, как же хорошо.
А затем происходит что-то неожиданное: мою головку накрывает чем-то теплым и влажным.
— О, бля! — я издаю стон, а затем осознаю свою ошибку. — Извини, извини, извини… не…
Но слишком поздно, и канцелярская резинка возвращается, обжигает мои соски и, передвигаясь вниз по моему животу, щелкает. Я замираю в парализирующей радости-боли, мысленно умоляя, чтобы канцелярская резинка не спустилась ниже, и наполовину надеясь, что она спустится.
Она не спускается, и успокаивающая рука пробегает вверх по моему животу, теплая и грубая на небольших следах от канцелярской резинки.
— Кивни головой, если хочешь продолжить, — говорит Эш, и когда он говорит, я чувствую его дыхание на моем члене и животе. Мне требуется вся сила воли, чтобы не толкнуться ему в рот, но, зная его, он бы совсем меня отверг, если бы я это сделал, поэтому я сижу неподвижно. Практически.
Я киваю головой, ощущая, слабую струйку пота, стекающую с моего лба на галстук. Моя кожа жива от следов ударов резинки и желания, мое тело умоляет о его прикосновении.
А потом это происходит снова, медленная, почти щекотная теплота. Так влажно. Так чертовски влажно и горячо, а затем его губы обхватывают мою головку, и он сосет.
— М-м-м, — издаю стон я, стараясь не произносить слова практически в самый последний момент. — М-м-м.
Эш смеется, этот смех отдает вибрацией на моем члене и глубоко в животе, который сжимается в ответ. Он берет меня глубже, и боже, как бы я хотел его сейчас видеть! Видеть эту темную, всегда гордо поднятую голову, сейчас склонившуюся надо мной, эти широкие плечи, между моими ногами. Эш утверждает, что он — не настоящий садист, но отказывая мне в этом зрелище, этой визуальном воспоминании… это более чем достаточное подтверждение его садистских наклонностей.
Он берет меня так глубоко, что я чувствую заднюю стенку его горла, а затем, когда я начинаю раскачивать своими бедрами по направлению к его лицу, кладет руку поперек низа моего живота, чтобы удержать меня неподвижно. Пришпиливает меня к месту так, чтобы он
Он спускает ниже мои штаны, теперь он может скользнуть ладонью по коже на внутренней поверхности моих бедер, провести линии по мышцам и сухожилиям на верхней части бедер и живота, ущипнуть выступы моих тазовых костей. Теперь он позволяет мне извиваться, позволяет крутить бедрами. Я слышу трение, и мне требуется секунда, чтобы понять, что это мои ботинки трутся о ковер, когда у меня беспокойно двигаются ноги.
Эш все равно меня удерживает, отказываясь позволять моему отчаянию диктовать его темп. На самом деле, он двигается еще медленнее, сосет меня, делая медленные глубокие втягивания, облизывая широкой частью языка, и, черт побери, какая же это пытка… не видеть того, как это происходит. Не иметь возможности навсегда запечатлеть это в памяти, ведь он «передергивал» мне бесчисленное число раз, и столько же раз меня трахал, так же несколько раз он ласкал меня своим ртом, чтобы подразнить или довести до грани, но никогда это не происходило так. Никогда не он не действовал так нежно, внимательно и так долго.
Я слышу, как он шепчет:
— Это мое «спасибо». — Губы оставляют след из поцелуев на мускулистых линиях моего живота, на бедрах, на пупке. — Моя благодарность, — он быстро и грубо всасывает мою головку, заставляя меня тяжело дышать. — Моя бесконечная, безграничная благодарность.
Мои пальцы вжимаются в диван, и, как ни странно, мне хочется быть связанным — это кажется лучше, чем нести ответственность за свой собственный контроль, знать, что между этим моментом и моими пальцами, зарывающимися в его волосы, нет ничего кроме моего несуществующего самоконтроля. Мне хочется лишь прикоснуться к его голове, когда он двигается на мне, провести пальцами по этим губам в том месте, где они обхватывают мой член. Захватить одну из этих блуждающих рук и провести ею вверх к моей груди, где она может спокойно лежать на моем сердце.
Точка невозврата наступает мучительно медленно, зарождаясь глубоко и низко в моем паху. Мой мир, где я с завязанными глазами, сжимается до тепла атласного языка Эша, хватки его туго обхватывающего меня горла, давления, зарождающегося под моим членом. Мои ноги двигаются вокруг него, мои туфли все еще скользят по ковру, а бедра и пресс так напряжены, так чертовски сильно напряжены…
— Хочешь кончить мне в рот, Эмбри?
Я киваю, мое тело натянуто туго, как тетива, готовая оборваться.
— Скажи «пожалуйста». — Кончик его языка быстро двигается по головке моего члена, и он уделяет дополнительное время, чтобы лизать мое отверстие в ней.
— Ох, бля! О, бля, о, бля, о, бля.
— Ты неправильно произносишь слово «пожалуйста».
— Пожалуйста, черт возьми, пожалуйста…
Эш меня снова поглощает и работает так усердно и «глубоко», что у меня поджимаются пальцы ног прямо в ботинках, и мне кажется, что все в моем тазу вот-вот лопнет и рассыплется, а затем меня поражает первая волна силой с двухтонную бомбу. Я кричу, выгибаю спину и поворачиваюсь набок — одним махом, и он обхватывает пальцами мои бедра, чтобы удержать меня неподвижно, словно я прерываю что-то для него.