Американский психопат

Эллис Брет Истон

ЛАНЧ С БЕТАНИ

Сегодня я встречаюсь с Бетани за ланчем в «Vanities», — это новое бистро Эвана Килея в Трибеке, и хотя утром я два часа занимался в спортзале, а потом еще до полудня поработал с гантелями прямо в офисе, чувствую я себя нервозно. Сложно определить причину, но я думаю, что одно из двух. Либо я опасаюсь, что меня обломают (хотя непонятно, с чего бы вдруг мне опасаться облома: она сама мне позвонила, она хочет видеть меня, она хочет со мной пообедать и снова со мной поебаться, — она, а не я), либо все дело

в этом новом итальянском муссе для волос, который я попробовал как раз сегодня, и хотя он приятно пахнет, и волосы кажутся гуще, он оставляет какое-то липкое неприятное ощущение, и вполне может быть причиной моей непонятной нервозности. Чтобы за обедом нам было о чем поговорить, я вчера попытался прочесть сборник рассказов одного модного молодого писателя, о котором недавно писали в New York. Книжка называется «Котелок для рагу», я купил ее в «Barnes&Noble». Я честно пытался ее читать, но все рассказы начинались с фразы: «когда луна бьет в глаза, как большая пицца», — так что я поставил книжку на полку, выпил J&B со льдом и принял два ксанакса, чтобы прийти в себя после такого напряга. В качестве компенсации, перед тем, как лечь спать, я написал Бетани стихотворение и потратил на это немало времени, что меня удивило, потому что в Гарварде я часто писал ей стихи, длинные мрачные поэмы, до того, как мы с ней расстались. Господи, думаю я, входя в «Vanities» (опаздывая всего на пятнадцать минут), я очень надеюсь, что она не связалась с Робертом Холлом, этим тупым мудаком. Проходя мимо зеркала, что висит над стойкой, я смотрю на свое отражение — мусс смотрится очень даже неплохо. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс обсуждали Патрика Суэйзи — стал ли он циником или нет?

Метрдотель подводит меня к столику, где сидит Бетани (все происходит как бы в замедленной съемке). Она сидит спиной к залу и не видит меня. Я вижу только ее затылок — шея открыта, каштановые волосы подняты вверх и собраны в элегантный пучок, — а когда она поворачивает голову, чтобы взглянуть в окно, я вижу ее профиль: она выглядит как модель. На ней шелковая блузка и шелковая с атласом юбка с кринолином. Зеленая замшевая сумочка от Paloma Picasso стоит перед ней на столе, рядом с бутылкой минеральной воды San Pellegrino. Бетани смотрит на часы. Пара за соседним столиком курит, и после того, как я неожиданно наклоняюсь к Бетани и целую ее в щеку, я сдержанно обращаюсь к метрдотелю и прошу пересадить нас в зал для не курящих. Я говорю тихо и вежливо, но все же достаточно громко, чтобы курильщики за соседним столом меня слышали — надеюсь, их это немного смутит.

— Ну, так что? — Я стою, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая носком ботинка по полу.

— Боюсь, сэр, у нас нет зала для некурящих, — говорит метрдотель.

Я прекращаю стучать ногой по полу и медленно обвожу взглядом ресторан, то есть бистро. Меня очень волнует, как выглядят мои волосы, и я вдруг очень жалею, что не сменил мусс, потому что с тех пор, как я в последний раз видел свои волосы, пару секунд назад, ощущение стало другим. Мне кажется, что пока я шел от бара до столика, в моей прическе что-то изменилось. К горлу подступает теплая тошнота, но, поскольку на самом деле мне все это снится, то мне все-таки удается произнести:

— То есть, вы говорите, у вас нет зала для некурящих? Я правильно понял?

— Да, сэр

Похожий на педика метрдотель, с невинными глазками (без сомнения, актер) добавляет:

— Прошу прощения.

— Ну, это… весьма интересно. С этим я как-то

могу смириться.

Я достаю свой бумажник из газелевой кожи, вынимаю оттуда двадцатку и сую ее метрдотелю, в его неуверенную ладонь. Он растерянно смотрит на банкноту, смущенно бормочет:

— Спасибо вам, — и уходит, слегка ошарашенный.

— Нет. Спасибо вам, — кричу я ему вдогонку и сажусь напротив Бетани, вежливо киваю паре за соседним столиком, и хотя я пытаюсь как можно дольше игнорировать Бетани, насколько это допустимо правилами этикета, у меня ничего не выходит. Она выглядит потрясающе, как модель. Все расплывается. Я на пределе. Меня лихорадит, романтические порывы…

— А разве ты в Гарварде не курил? — это первое, что она спрашивает.

— Сигары, — говорю я. — Только сигары.

— Ага, — говорит она.

— Но я давно бросил, — лгу я, делаю глубокий вдох и сжимаю кулаки.

— Это правильно, — кивает она.

— Слушай, ты без проблем заказала столик? — интересуюсь я.

Меня, блядь, трясет. Я кладу руки на стол, как дурак — я надеюсь, что под ее пристальным взглядом они перестанут дрожать.

— Здесь не нужно заказывать столик, Патрик, — говорит она успокаивающе, протягивает руку и кладет ее поверх моей. — Успокойся. Вид у тебя диковатый.

— Я спокоен, я абсолютно спокоен, — я делаю глубокий вдох и пытаюсь улыбнуться, а потом, сам того не желая, но не в силах терпеть, все-таки спрашиваю: — А как у меня прическа?

— Замечательная прическа, — говорит она. — Успокойся. Все хорошо.

— Я спокоен, — я опять пробую выжать из себя улыбку, но уверен, что получается просто гримаса.

Она говорит после короткой заминки:

— Хороший костюм. Henry Stuart?

— Нет, — говорю я обиженно, прикасаясь к лацкану пиджака, — Garrick Anderson.

— Очень хороший. — Она умолкает на пару секунд и вдруг спрашивает с искренним участием:

— С тобой все нормально, Патрик? Тебя так… колотит.

— Послушай, я просто устал. Я только что прилетел из Вашингтона. Буквально сегодня утром.

Все это я выпаливаю на едином дыхании, избегая смотреть ей в глаза.

— На частном самолете Дональда Трампа. Замечательный был полет. Сервис — на высшем уровне. Мне надо выпить.

Она улыбается, как будто я сказал что-то забавное, и пристально смотрит на меня.

— Правда? — говорит она, как мне кажется, не без некоторого самодовольства.

— Да.

Я не могу на нее смотреть, и мне стоит немалых усилий просто развернуть салфетку, положить ее на колени и поправить, чтобы она лежала так как надо. Я смотрю на стакан рядом с моей тарелкой и мысленно умоляю, чтобы скорей подошла официантка. Неловкая тишина, и поэтому кажется, что мои следующие слова звучат очень громко.

— Ты сегодня смотрела Шоу Патти Винтерс?

— Нет, я ходила бегать, — отвечает она. — Оно было про Майкла Джея Фокса, да?

— Нет, — поправляю я. — Про Патрика Суэйзи.

— Правда? За ними сложно уследить. Ты уверен?

— Да. Про Патрика Суэйзи. Совершенно точно.

— И как оно было?

— Очень интересно, — я делаю глубокий вдох. — Там в основном были споры на тему, стал ли он циником или нет.

— А ты как считаешь? — спрашивает она, по-прежнему улыбаясь.

— Ну нет, я не знаю, — я снова разнервничался, — это вообще-то интересный вопрос. На самом деле, они его рассмотрели не особенно глубоко. Я имею в виду, после «Грязных танцев» — нет, однозначно. Но после «Тигра Варшавы» — я не знаю. Может быть, я сумасшедший, но мне показалось, что я заметил в нем некую горечь. Я не уверен.