Американское время. 1970 – 1979 годы
Шрифт:
После обеда тренировались Зудов с Рождественским. Инструктор экипажа Леша Гнут. Ему помогал Миша Шугаев. Работа двумя инструкторами это обычная практика. Помогают друг другу и подстраховывают.
Потом пришли еще Крамаренко с Ткачуком.
В начале тренировки по плану основная нагрузка легла на Зудова.
Рождественский устроился у главного поста на полу. Уперся спиной в прибор и дремлет. Изредка приоткрывает глаза, чтобы посмотреть на приборы.
Вот Зудов начал суетиться, что-то у него не получается. Посмотрел на Рождественского,
– Радон, – вышел на связь Гнут. – Хорошо подумай, прежде чем принимать решение.
– А че думать. Тут все написано.
– А что ты будешь делать, если… – Леша обрисовал несколько вариантов возможных последствий.
– Тэк, тэк, тэк. – Зудов снова посмотрел на Рождественского, но снова промолчал. – Ситуацию понял.
Ткачук не выдержал. Включил телевизионные светильники в районе центрального поста, но Рождественский не прореагировал на изменение обстановки.
Крамаренко обратился к инструктору экипажа.
– Леша, ты Зудова Валерой не называй и на ты не обращайся во время тренировки. После работы, в домашней обстановке это ваше общее дело. Но не сейчас.
– Понял.
Через некоторое время члены экипажа поменялись местами. Теперь основную работу должен был выполнять бортинженер.
Зудов занялся изучением бортовой документации, а Рождественский уже через несколько минут снова вступил в спор.
– По вашей вводной в бортовой инструкции нет порядка действий.
– Оцените ситуацию, и прочитайте инструкцию в бортовом журнале номер три.
– Надо бортовую документацию делать как полагается. Что ж я для анализа должен по всем книгам бегать?
– Не по всем, – микрофон снова был у Крамаренко, и я понял, почему они с Ткачуком пришли на эту тренировку. – Если не можете разобраться в бортовой документации, будем учить.
– Понял. Разбираюсь.
Жолобов прекратил связь, а Крамаренко добавил для присутствующих.
– А, если он не хочет работать, то ему надо уходить из экипажа.
Разбор тренировки продолжался долго и без посторонних.
5 АВГУСТА.
Встреча в Звездном городке экипажа Климук-Севастьянов. В Центре объявили рабочий день до 11 часов, но Жегунов запретил без его разрешения покидать рабочие места. Тоже самое он порекомендовал сделать и представителям промышленности. Но те его сразу проигнорировали, а нам пришлось сидеть до упора, пока не начался митинг. Ребята позвонили, и мы обратились к Жегунову. А он, оказывается, совсем забыл о своем запрете.
8 АВГУСТА.
Климук Петр Ильич встретился со специалистами Центра и рассказал о своем полете. Вот основные выдержки из его выступления.
– Полет у нас был тяжелый. И в начале, и перед расстыковкой. Да и после приземления несколько дней было тяжело. Считаю, что, если в течение месяца у меня и Виталия инфаркта не будет,
Во время двух месяцев полета было очень много экспериментов. Нам очень помогла система автоматической ориентации «Дельта». Мы ведь сработанность своих действий при выполнении сложных операций не отрабатывали на комплексном тренажере станции, а только отдельно на стендах. И это чувствовалось на протяжении всего полета.
Скажу больше. Сколько не изучай с инженером системы по схемам, дела не будет, пока на хорошем тренажере не сделаешь две-три ошибки, не понажимаешь реальные клавиши и не увидишь реакцию тренажера на свои действия.
Есть у человека чувство боязни за себя вместе с чувством ответственности. Это особенно стало чувствоваться после неудачи Лазарева с Макаровым.
Мы с Виталием уже побывали в космосе, и я думаю, что невесомость запоминается организмом. Уже на четвертые сутки мы выполняли очень серьезные операции, требующие внимания, точности и координации действий.
При переходе к невесомости после выведения мы почувствовали удар, и мне показалось, что меня бросило вверх и перевернуло вниз головой. Хотя на самом деле мы оставались привязанными к креслам. Это ощущение длилось часа полтора.
Считаю очень важным внимательный подход к психологической совместимости будущих экипажей. У нас особых разногласий не было. Во всяком случае, к обострению отношений они не приводили.
Первый раз это произошло во время стыковки. Нами неверно была введена уставка. В результате чего двигатели выключились. Мы с Виталием сразу спокойно обсудили ситуацию, и решили что нам делать дальше.
Второй раз разногласие возникло из-за бутылки элеутерокока. Мы половину выпили, а вторую отложили на потом. И вдруг обнаружили, что часть тонизирующего напитка пропала. Неделю, наверное, молчали, греша друг на друга. А потом так же спокойно разобрались в том, что жидкость имеет способность испаряться даже на орбитальной станции.
Считаю, что при плохих отношениях между членами экипажа, любая ошибка может привести к прекращению работы совсем. Или будут неделями прятаться друг от друга в разных концах станции. Я не знаю, сколько так можно выдержать. Надо чтобы инструкторы внимательнее прислушивались к переговорам членов экипажа во время тренировок. И, если кто-то на кого-то пытается свалить ошибки, то это уже не экипаж. Главное в экипаже правильно построенные взаимоотношения.
Думаю, что летать более двух месяцев нельзя. Это будет уже неэффективная работа. Трудно, но нужно работать в первые дни, так как работа отвлекает от неприятных ощущений невесомости. А к концу полета человек просто устает физически.
По поводу распорядка дня. Мы взрослые и ответственные люди. Нам нужно давать время подъема, отбоя и рабочую зону. Мы сами построим эту работу. А то на каждом витке приходилось по 20 минут тратить на обязательный сеанс связи. Сколько потрачено на это чисто рабочего времени?