Америкен бой

Рогоза Юрий

при сопротивлении властям. Но вот только так, за здорово живешь, людей я не кончаю.

В голосе Железяки послышалось долька осуждения и Ник сразу взорвался:

— Это я-то людей кончал?! Да ты хоть одного назо­ви, который жить достоин? Кого из них человеком на­звать? Падаль и тлен...

— Это все лирика...

Железяка вновь обратился к паспорту Ника: — Юнайтед стейтс оф Америка... Ник.. Мак... Как это читается?

— Маккензи. Ник. Только это все в прошлом. Как и все в прошлом... Неужели ты меня не застрелил только потому, что патронов недосчитался?

— Честно? Только поэтому. Стреляю-то я не плохо. И в тем­ноте был. Я бы гаркнул грозно, мол де сдавайтесь, но вы бы не послушались. Тут бы обоих вас и порешил. Да только не, знал я, сколько патронов у меня... Там такая мочиловка была, мама дорогая!

— А патроны все равно считать надо,— заметил Ник.

— Сам знаю. Ну, извини. Понимаешь, я теперь Железяка. Пес цепной. Меня так и называют — Железяка. Вро­де как имя. И это правда. Железяка я, потому что прися­гать можно только один раз. И я уже присягнул. Мент я. 

Железяка затянулся сигаретой и смял окурок в пепель­нице. Потом поднял на Ника тяжелый взгляд:

— Я тебя поймать должен был. И, видишь, поймал. Я тебя поймал, а остальное по боку. И теперь я тебя сдам. Потому что закон! Тебе это все лучше знать сразу, Ник... Как тебя там. Сдам. И эмоции запрем в сундучок.

— Отлично. Ты свою работу сделал,— Ник был в этот момент спокоен.— Только все не таю просто...

И в этот момент в номере зазвонил телефон. Никто не протянул к аппарату руки. Звонок был явно международ­ный: длинные, прерывистые трели оглашали комнату. Оба молчали.

— Кто звонит? — наконец спросил Железяка.

— Жена,— уверенно ответил Ник.— Только мне ей нечего сейчас сказать.

— Ну, может, все-таки ответишь? — несколько расте­рянно спросил лейтенант.

— А зачем? — Ник откинулся на спинку кресла, но Железяка видел, как каждый звонок словно электриче­ским током проходит сквозь его тело.

Наконец телефон смолк.

— Знаешь, Железяка,— вдруг сказал Ник.— В тюрь­му я на самом деле не пойду. Я слишком долго в этой стране в тюрьме сидел. И не только в этой. Детдом, армия, плен... Ты всего этого не знаешь... По званию ты кто?

— Ну, лейтенант.

— Так вот тебе, лейтенант, даже сотой части того, что я прожил, не снилось. На тюрьму у меня табу. Придумаю что-нибудь...

— Господи,— восхитился Мухин.— Да я ж сейчас за­плачу! Ты меня никак разжалобить собрался?

— Вот уж на что мне плевать, так это на твою жалость, — отрезал Ник.— Ты у меня сейчас должен в но­гах валяться. Это я твою работу сделал.

— Это блатных-то проредил?

— А мало? Между прочим никто из них добровольно шею не подставлял. И коли ты работал бы по-насто­ящему, мне бы и делать тут нечего было. Принес бы венок на могилу другу, тебе бы, как следователю, бутыл­ку послал.. 

— Ой, помог ты мне! Сейчас передел начнется, голо­вы, как груши осенью полетят... На мой век гадости этой хватит...

Опять возникла пауза. Железяка понимал, что в чем-то Ник прав. Кое-что тому удалось сделать. Может, чем черт не шутит, хоть свидетели появятся. Миф о непобе­димости сволочей как-то развеян. Много их полегло...

— Однако, спасибо. Может, и не без пользы твоя побывка тут обернется... Считай, должник твой.

— Давай выпьем? — вдруг спросил Ник.

— Чего? — удивился Железяка.

— Чего, чего... Вмазать хочется,— Ник выдержал паузу, а потом добавил: — Как на войне. Все пропало, генералы сволочи, повсюду предательство, подонки бал правят... Хоть выпить, что ли?

— Да где ты сейчас выпьешь? Я бы и пожрать не прочь, только негде... 

Железяка понимал, что входит в какой-то ненужный штопор. Но поделать ничего не мог. Действительно страшно хотелось есть.

И выпить. День выдался тяжкий, бездарный и удовольствия не принёс.

Пруха вроде ему была, во всем потачка. Все, что хотел, сделал. Близнецов вывели под ноль, еще одну группиров­ку подрезали... Киллера он своего взял. Славный, в сущ­ности, денек. Только радости отчего-то не принес. Принес тоску и неприятную неудовлетворенность.

Железяка прикрыл глаза и сквозь прищур глянул на Ника. Тот сидел расслабленно, уставившись в окно, и думал о чем-то своем. Лицо его было спокойно и только резкие складки вокруг губ могли подсказать, что мысли его не веселы. Не хотел себе Железяка признаваться .в этом, но Ник ему нравился. И самое главное, не мог он себе честно ответить на вопрос: вот если бы он, Железя­ка, попал в подобный переплет, то как бы он себя повел?

Не хотел даже мельком думать на эту тему, но мысли лезли. Ну, в милицию бы даже носа не. сунул. Зачем? Что, уехал бы домой? Как последний трус, просто утерся бы?

«Стопь обороты, мент,— сам себе приказал лейте­нант.— Ты на работе. И ты не адвокат, не прокурор. Твое дело преступления расследовать, а не ставить себя на место преступника. Прав он, не прав, не твоё дело. Суд будет решать... А с другой стороны, что этот долбаный суд решить может? Вышка. Или, если вдруг что, лет пятнадцать;.. Обалдеть можно. Лучше бы и вправду под­стрелить парня».

Он перелистал паспорт, посмотрел визу. Ее срок зака­нчивался завтра. В паспорт был вложен билет на само­лет, который улетал через несколько часов.

Документы в порядке, билет есть. Как фатально не повезло парню! Если бы Железяка не просек ситуацию, упустил бы своего блатного, не увел бы такси, собирал бы сейчас Ник...— как его там? — чемоданы. И на паспортном контроле никого его побитая рожа не расстроила бы.

Хотя, с другой стороны, если бы не сам Железяка, скоре всего порешили бы блатные бойца. Слишком мно­го их понаехало на одного и без прикрытия. И Близнец бы уцелел. Вот и думай теперь назад — что такое хорошо и что такое плохо.