Америкен бой
Шрифт:
Железяка бросил паспорт на стол.
Ник словно очнулся от этого звука:
— Так чего, вертухай? Пошли, выпьем?
— Сам ты вертухай,— обиделся Железяка.— Я следователь. И выпить сейчас только где-нибудь в подворотне можно. Отравимся.гадостью...
: — На фига в подворотне? —в глазах у Ника как-то бесшабашно заблестело.—Пошли в валютку. Мне теперь деньги ни к чему, а их довольно много осталось...
Он сунул руку в боковой карман, и Железяка, хотя и обыскал его раньше, дернулся, что не ускользнуло от Ника. Он рассмеялся,
— Не волнуйся, слуга закона. Смотри, я медленно... Он достал портмоне и пересчитал деньги. Их действительно было не мало, около тысячи долларов. От вида денег Железяка вновь напрягся. Слишком часто ему их показывали.-
— Ну и что? — сухо спросил он.
Сухость Ник тоже заметил и удивленно глянул на лейтенанта:
— Ты чего, думал я тебе взятку хочу дать? Мол, отпусти? .
Железяка не ответил и отвел глаза.
— Да ты дурак? Думаешь, я такого, как ты, от гаишника продажного отличить не смогу? Брось... Железяка?
Лейтенант .кивнул. |
— Железяка,:—повторил Ник.— Знаешь, а тебе и вправду подходит.
— Знаю,—буркнул лейтенант.
— Пошли в ресторан. Тем более, что народу там сейчас немного. Пожрем, выпьем... И не дергайся. Не побегу. А сдать ты меня всегда успеешь. Время-то есть...
— Ну, от меня-то не убежишь...
—.Заладил тоже. Не побегу я. Устал сегодня, как собака. Пошли?
Он заискивающе заглядывал лейтенанту в глаза. Но в заискивании этом, как чувствовал Мухин, не было никакого подвоха. Просто парень действительно хотел поесть да выпить. Малость такую.
— Черт с тобой,— неожиданно даже для себя согласился лейтенант.— Пошли. Хоть разок пожру сам по-настоящему.
— Вот хорошо...— Ник засуетился, глянул на себя в зеркало и с отвращением поморщился.— Ну, в такой хламидке меня в ресторан-то не пустят. Решат — побираться пришел.
Он потянулся к сумке:
— Можно?
Но лейтенант опять что-то заподозрил:
— Нельзя. Так пошли. Не пустят, значит, так тому и быть.
Ник пожал плечами и, немного растерявшись, заметил:
— Как скажешь. Только зря ты так. Мне же в последние дни даже поговорить толком не с кем было.
— Ладно, ладно, не томи. Пошли, раз собрались. Только давай без фокусов, не разочаровывай меня...
И Железяка грубовато подтолкнул Ника к двери. Не столько для того, чтобы тот поторопился, сколько, чтобы не заметил растерянности на его лице. И откуда она взялась? Но лейтенант точно знал, что в эту секунду выглядит растерянным.
* * *
По отечественной неувядаемой традиции валютное питейное заведение, совершенно пустое в это время суток, охранялось истово и бдительно. В дозоре стоял дородный швейцар, загораживая своей шкафообразной спиной двустворчатые немаленькие двери. При нем, в качестве отряда быстрого реагирования, состоял тощенький средних лет сержант милиции с белесым испитым лицом, на котором масляно поблескивали недобрые нагловатые глазки. Функции партизанско-патриотического движения выполняли два мордатых комсомольца с красными повязками дружинников. Не то чтобы слуги закона, но их верные и преданные друзья.
Вся группа резко напряглась, когда Ник с Железякой, устало волоча ноги, вывалились из лифта и направились в их сторону. Стражи комфорта и заграничного полумрака даже как-то повеселели немного, предвкушая потеху: как они сейчас схомутают этих фраеров, которые невесть каким образом проникли в святая святых — мир интуристов и свободно конвертируемой валюты.
При удачном расположении звезд их можно было арестовать, посадить в специально находящуюся тут же комнатку, всласть поизмываться пародией на допрос, а потом с позором выгнать, обобрав дочиста.
Странная пара нечистых не торопясь приближалась, и защитники перегруппировались: швейцар отошел вглубь, сержант привстал из-за своего столика, а дружинники выдвинулись вперед, дабы отрезать супостатам пути , к поспешному отступлению или беспорядочному бегству.
Смешно сказать, но Железяка, увидев эти рожи, слегка сробел. Вся затея показалась ему никчемной, попахивающей скандалом и вообще довольно сомнительной. Ибо в лицах этих людей читалось то, чего с младенчества учатся бояться дети этой страны: самодовольная и безграничная наглость административных бюрократов, хамство бумажной силы, процветающее теперь особенно пышно, ибо подкармливается ныне деньгами немалыми. Как-то так складывалось, что разнообразным бандитам и вертким жуликам удавалось разговаривать с ними на одном языке. И они просто и без обиняков договаривались обо всем: совали деньги, и стражи делались радушными, как свахи.
Ник, однако, шел вперед вполне смело и смотрел сквозь живую преграду так, будто ее не. видел, а видел только нужную ему дверь.
Конечно, такая пара не могла не насторожить. Подросток с коротко стриженными волосами и следами монументальных побоев на лице одет был в грязноватые джинсы и пыльные ботинки. Распахнутая дрянная курточка, местами разошедшаяся по швам, кое-где в буровато-коричневых пятнах, очень похожих на свернувшуюся кровь, под курточкой столь же грязная майка. Следом парень чуть постарше, помрачнее и очевидно напряженный. В столь же грязном плаще, замызганных брюках и чавкающих кроссовках. По лужам, что ли, чапал?
Швейцар не подал в сторону ни на йоту, и Нику пришлось остановиться. Железяке тоже. Дружинники сделали стойку — вязать,— но пока не совались. Сцена предполагала, что первый монолог достается швейцару, потом вступает сержант, а уж после них злополучных посетителей отдают им.
Швейцар величественно-оперным движением отвел в сторону руку, словно оберегая ею несметные сокровища, доверенные ему для охраны, и набрал в грудь воздуха. Казалось, сейчас грянет оркестр и он запоет что-нибудь патетическое, из Мусоргского.