Америкен бой
Шрифт:
— Косой, пусть следят. И пошли к нему еще двоих, пусть сзади дома встанут.
— На хрена? Там же одна дверь!
— Не твоего ума дело! Я сказал поставить, значит поставь. Он, кстати, хвоста не обнаружил?
— Вроде нет...
— Ну и ладно. Что б глаз с него не спускали до утра.
— Слушай, Лепчик, пидоров-то предупредить надо. А ну как запоют, если их действительно повяжут?.
— Я сам предупрежу.
Лепчик бросил трубку и откинулся в кресле. Собрался было позвонить, но отложил на потом.
— Конь!
— Чего! — крикнул тот откуда-то из глубины яхты.
— Бутерброды есть какие-нибудь? Жрать охота!
— Да там ща Кривой шашлык из свинины делает!
— Ни хрена он не делает. Бутербродов сваргань и мне принеси. А я пока на берег схожу, потренируюсь.
* * *
В это время Ник столкнулся с одним из громил, который выходил понуро из ворот пансионата и мрачно зыркнул в его сторону:
— Тебе чего?
— Не подскажите ли, где тут дача Манукяна? — как можно более дружелюбно и наивно спросил Ник. Манукян был их замполит в Афганистане. Редкостной глупости и нечистоплотности человек. Долго не протянул, но не это важно. Просто в свое время еще в спецшколе, Ника учили, что реальные фамилии настоящих людей, которых когда-либо знал или с которыми был знаком, выглядят достовернее и естественнее различных мифологических Клюквиных, Сидоровых или Оленевых-Манских, выдуманных с налета.
И на этот раз номер удался: громила, хоть и не сделался радушен, но совершенно потерял к Нику всякий интерес:
— Не знаю,— буркнул он и пошел куда-то в сторону шоссе не оглядываясь.
Вообще-то в тылу его оставлять не следовало, но и начинать с него не хотелось. Просто так, чтобы не обрекать себя на лишние неожиданности, Ник немного прошел по сельской улице и сквозь кусты пронаблюдал, как громила удалялся. Тот шел тропкой параллельно шоссе по направлению к стоящим на горизонте строениям.
Ник машинально глянул на часы и прикинул, что раньше чем через тридцать минут этого можно не ждать. «Баба с воза—кобыле легче,— меланхолично подумал он.— В конце концов, со всем преступным миром сразу бороться все-таки утомительно, поэтому сконцентрируемся на главном».
И он вернулся к забору пансионата. В ворота заходить не хотелось, зачем же так сразу? Поддержки с воздуха у него сейчас нет. Поэтому Ник прошел до угла и, прикинув, что с той стороны забора заросли бузины, легко вскарабкался по бетонным плитам.
Наверху он огляделся. Ни на улице, ни на территории никого не было видно, только в одном, чудом сохранившимся от пожара боксе, поблескивал загнанный туда «Додж».
Безлюдье настораживало и заставляло напрягаться. Где враги, пока неизвестно, а Ника приучили тщательно разведывать все интересные места предполагаемого рода.
Оп бесшумно соскользнул в куст бузины и сразу присел на корточки: тихо. Только резко пах кустарник, нагретый за день солнцем. Что-то такое этот летний запах попробовал Нику напомнить, но тот запер ему выход из подсознания. Он сконцентрировался на пространстве вокруг себя и, чуть прикрыв глаза, начал ждать.
Постепенно сознание прояснилось и стало прозрачным, как горный воздух. В нем не было ничего, кроме заброшенного архитектурного строения, территории пансионата, со всеми хитрыми изгибами местности, реки и неких абстрактных единиц врага.
Ник не смог бы объяснить, откуда он это знает, но знал — их около пяти. И еще: там, за зданием, ему невидимая, стоит еще одна мощная и хорошая машина, которую нельзя скидывать со счетов.
Все враги были на берегу и Ника увидеть не могли, но он, все равно пригибаясь, быстро и бесшумно пробежал до здания пансионата и без единой паузы скользнул в выбитое окно.
Внутри пахло запустением, строительным мусором, тоской и фекалиями. Стараясь не наступать на битое стекло, которое устилало пол, и не скрипеть досками, для чего следовало идти, придерживаясь проложенных под ними лаг, которые угадывались по шляпкам гвоздей, Ник плавно вышел из комнаты и попал в полумрак коридора. В гулкой тишине заброшенного строения даже его дыхание вызывало эхо.
Тут он впервые услышал голоса. Он проникали в коридор через разбитые окна другой стороны и при желании можно было бы даже разлечить слова, но этого делать не следовало: единицы врагов должны оставаться анонимными. Это просто преграда, которую надо преодолеть, чтобы достичь цели: вот того толстого, который собирал деньги. Слишком он был упитан для шестерки, а значит предоставлял интерес. Поэтому голоса для Ника сливались в совершеннейший птичий щебет.
Он быстро миновал коридор и шмыгнул по лестнице на второй этаж. Тут тоже было грязно, зато поспокойнее. И все-таки стараясь зазря не шуметь, Ник приблизился к окну и, не таясь, выглянул.
В этом окне еще сохранилось стекло, в котором для наружного наблюдателя отражалось лишь предвечернее яркое западное небо.
Двое уголовников что-то там делали в беседке. Скорее всего готовили еду, рядом дымил мангал. Еще. один подтаскивал вязанку хвороста...
«Где же машина? — удивился Ник. Он так ясно ее чувствовал.— Должна быть...»
И тут он увидел пришвартованную к лодочному пирсу красавицу-яхту. Ник никогда не был большим поклонником морских путешествий. Видимо, в этом его обделила судьба. Но эта яхта ему понравилась совершенно отвлеченно, как, бывает, может понравиться дом, удачно вписанный в ландшафт или, к примеру, скульптура у фонтана.
Впрочем, он отвлекся только на секунду, а потом, почти сразу, яхта стала просто объектом на воде, моторизированным.
На объекте, кстати, мелькала еще одна единица врага. Самого его не было видно, но по тени, падавшей сквозь открытую дверь каюты, Ник смог определить, что тот был один.
«Мало,—отметил про себя Ник.— Где-то должен быть еще один, а то и двое... И, кстати, куда же толстый подевался?»
Он повнимательней осмотрел берег и вскоре толстого обнаружил. Тот, в ярком и диком тут японском кимоно, с толстенькими волосатыми ножками совершал нехитрую китайскую гимнастику, по временам вставляя в нее примитивные и дурацкие, в контексте гимнастики, па из каратэ.
Судя по увлеченности спортсмена, Ник пришел к выводу, что тот проскачет еще минут пять или десять. Значит, время есть.