Америкен бой

Рогоза Юрий

— Конь! — взревел Лепчик в отчаянной надежде. Но и она его покинула. Парень легко расплелся и оказался на ногах. За его спиной лежал труп с неестественно выверну­той шеей.

— Этот Конь?—-спросил парень.— Отбегался твой чалый, отбрыкался...

Лепчик чувствовал себя голеньким младенцем. Вся его прыть куда-то подевалась, дрожь шла по крупному телу. Он не мог бояться этого сопляка, он тоже умел драться и знал толк в своем весе: сбить с ног его было нелегко. Кроме того то, что он пахал на Близнецов, словно прибавляло ему с недавних пор и в весе, и в силе, однако сейчас он был как шарик, из которого выпустили воздух. Прозрачные глаза паренька и его легкая походка, . которой тот направлялся по пирсу к берегу, парализо­вали Лепчика и даже бежать он не мог, А бежать страсть как хотелось, но ноги были ватными и не слушались.

Ник подошел к Лепчику и легонько толкнул его паль­цем. Тот от этого касания покачнулся.

— Ну что, толстый, сразимся? Или так будешь уми­рать? Ты, я видел, каратэ увлекаешься, так у нас много общего,— тут Ник церемонно коснулся его руки и, отой­дя на шаг, поклонился, как того требовал ритуал.

Лепчик как-то дико дернулся, раздираемый противо­речивыми желаниями: удавить этого наглого щенка или убежать от него пока не поздно.

Ник без большого интереса наблюдал эту борьбу чувств и, когда наконец Лепчик, собравшись с силами, кинулся на него, только чуть отодвинулся в сторону, пропуская тушу слева от себя.

Лепчик, хоть и был сильно выше Ника, но в нападении пригнулся, и не ощутив сопротивления, на которое рас­считывал начал падать. Как раз в тот момент, когда он выставил вперед руки, Ник с удовольствием нанес ему не сильный, но очень болезненный удар по шее.

Лепчик был не просто «единицей врага» и Ник вел себя с ним по-другому. Его пока не следовало убивать, путать, уничтожать. Его надо было напутать, как пугают всех толстых.

Потому что сначала он должен был кое-что расска­зать. Это только второй шаг на пути Ника, и не следо­вало спотыкаться на нем.

Лепчик рухнул неожиданно грузно и больно. И рух­нув, решил притвориться, что встать больше не может, чтобы его больше не трогали. Ему не хотелось умирать, но он знал, что если решили его убить, то, скорее всего, убьют — чудес не бывает. В голове копошилась какая-то сумятица и слабым проблеском витали вопросы «за что?» и «кто?».

— Полежал? — спросил Ник.— Пошли, толстый Леп­чик. Будем с тобой разговоры разговаривать.

Лепчик попытался сделать вид, что ничего не слышит и не понимает, но Ника не провел. Он чуть развернулся и расчетливо стукнул его носком ботинка в самый копчик.

Боль была, как фейерверк. Лепчика чуть не затошнило от этой боли. Он взвизгнул и попытался подняться, но немедленно получил столь же острый и болезненный удар по ребрам.

— Если ты не станешь меня слушаться,— спокойно сказал голос над ним.— То я сейчас отобью тебе почки. А умирать, толстый, всегда хорошо со здоровыми поч­ками. Это я тебе точно говорю. Ну, поползли в твой офис, поползли...

Ник изредка бил Лепчика. Неопасно, но болезненно. Тот, привизгивая, полз, с трудом разлепляя залитые по­том глаза и только думал, когда же все это кончится?

Наконец достигли каюты, где Ник быстро и сноровис­то связал Лепчика и положил лицом в пол, а сам сел на диван, потянулся, и, глянув на часы, отметил, что време­ни до предполагаемого возвращения того, первого, у него не более десяти минут, что было совсем немного.

Еще когда Ник искал тут аптечку, он мельком обы­скал каюту. Его внимание привлекли ноутбук, стоящий на столе, радиотелефон, пистолет бельгийского произ­водства, скотчем приклеенный к внутренней плоскости письменного стола. Еще ему понравился пистолет, кото­рый оказался в столе — здоровенный американский кольт сорок пятого калибра. Там же лежал и импортный «Узи», вещь в ближнем бою необходимая. Бумаги Ника не особенно заинтересовали, напитки тоже. К пустым бу­тылкам он вообще всегда был холоден.

А больше в каюте из интересного ничего не было. Ну, мебель там...

Из браунинга Ник еще тогда аккуратно вынул обой­му, разрядил, не отклеивая передернул затвор, чтобы выпал тот патрон, который в стволе, а обойму на место поставил. Это была приманка.

— Ну, Лепчик,— сказал Ник, доставая из кармана пистолет Макарова и выкладывая его на стол. Просто так пока,

для острастки.— Тянучки любишь?

— Какие еще тянучки?

— Ну, конфеты такие, к зубам липнут.

— Нет. 

 — И я нет. У нас с тобой много общего. Каратэ увлекаемся, тянучки не любим... Любим, чтобы все по-нашему было, правда? Как мы захотим?

 — Чего?

— Ты, Лепчик, чтобы время сэкономить запомни, что на любой мой вопрос надо отвечать «да». А если ответ какой-нибудь другой, то вот так...

И Ник ткнул Лепчика пальцем под ухо, отчего у того сжалось все тело.

— Повторяю. У нас много общего, да.

— Да,— просипел Лепчик.

— Но и различия тоже есть, как ты думаешь? Есть?

— Есть.

И тут же получил носком ботинка по голой пятке, с которой свалилась шлепанца. Ник бил его без удо­вольствия. Хотя он и вызывал в нем смешанное гадливое чувство. Но бил с точной целью: он знал, что сейчас этого человека надо сломать, испугать, заставить паниковать.Только тогда можно будет вытрярти из него все, что нужно.

 — А знаешь в чем разница?

Лепчик молчал, тяжело дыша в ковровое покрытие.

— Отвечай.

И Ник, стараясь, чтобы Лепчйк видел это, достал из шкафчика утюг и рассмотрел.

 — Ничего я тебе не скажу,— вдруг взвился Лепчик. Он все думал, кто это к нему пришел, и вдруг понял: да это если не мент, то контрразведка! Значит, власти! А уж на них управу можно найти...— Мент позорный! Ничего ты мне не сделаешь. И песенка твоя спета уже. Со. мной такие шуточки не проходят, кранты тебе...

— Это тебе кранты,— спокойно парировал Ник.— И разница между нами именно в этом. Я пойду сейчас домой, чай с вареньем пить, а ты так тут и останешься. Пока останки твои не зароют благодарные подельники. Душа же твоя, Лепчик, испоганенная твоей же жизнью, направится прямиком в геенну, несмотря на крестик, что ты носишь. Там тебе, собственно, и место. И будет все так, как я сказал, потому что не мент я.