Аметистовый венец
Шрифт:
– И что случилось?
Он замялся, но потом продолжил:
– В ожидании казни бастард сумел выломать железную решетку и спустился вниз на веревке или связанных простынях. Что и говорить, это был отчаянный поступок.
При этих словах все присутствующие, включая и послушниц, посмотрели наверх, хотя там и не было видно ничего, что могло бы обратить на себя их внимание. Зарешеченное окошко, видимо, уже было восстановлено.
– Отчаянный поступок! – Аббатиса взглянула на него. – Это была самая настоящая глупость. Я так и знала, что эта жалостливая девчонка не найдет в себе
– Миледи аббатиса, – брат Эланд понизил голос, – клянусь священным именем Благословенной Девы, никто в этом замке не осмелился бы даже намекнуть, что кто-то помог бежать Жюльену Несклифу…
– Я была бы последней дурой, если бы поверила в эту совершенно невероятную историю. Я знаю Жюльена с самого его рождения. – Она выплеснула остатки вина и отдала чашу служанке. – Ладно. А теперь пошли. Расскажи мне, как там она?
«Графиня, – подумал Эланд. – Еще одна щекотливая тема».
– Я бы сказал, достопочтенная аббатиса, что с ней все в порядке. В конце концов, – попробовал он вывернуться, – она же собирается выйти замуж.
– Да сохранит нас святой Георгий!.. Ради бога, что ты так мямлишь? Послушать тебя, так весь мир влюблен в нее по уши. Я слышала, Моршолд – человек добрый и честный и, что еще важнее, не считает, что делает какое-то одолжение, скорее наоборот. А что скажет король Генрих – вообще не имеет никакого значения… – Она повернулась. – Послушай, – сказала аббатиса одной из служанок, – найдется ли у тебя в этой каменной гробнице теплая мягкая постель? Во время путешествия я промерзла до самых костей. И пошлите за моими девушками. Они наверняка пялят глаза на рыцарей, в то время как должны принести сюда мои вещи.
Женщины повели аббатису вверх по лестнице. Поднимаясь, она продолжала отдавать распоряжения.
Брат Эланд вышел во двор и посмотрел на зарешеченное окошко, расположенное высоко в каменной стене.
Рыцарей, которые охраняли узника в ночь побега, перевели в поместье Баксборо. Гизульф и Эмери, честно и преданно выполняя свои обязанности, клятвенно уверяли, что не слышали, как узник выломал решетку и спустился вниз. Не слышали они также ни лая собак, ни окриков часовых.
Писец сцепил руки за спиной и вздохнул. Затем, нагнув голову, отправился в покои графини, чтобы доложить о прибытии ее тети, аббатисы.
Через несколько минут Констанс услышала его шаги на крыльце. Когда духовный брат сообщил новость, Констанс знаком велела отцу Бертрану прекратить работу и собрать все счета и документы.
Она сидела за столом с отцом Бертраном, Эверардом и бейлифом Хамфри и вытирала испачканные чернилами пальцы.
Они стремились внести хоть какой-то порядок в счетные книги Морле, некоторые из которых были заведены еще при Вильгельме Завоевателе, в свое время проведшем кадастровую опись всех земель. Как она и подозревала, их богатства сильно поубавились со времен ее дедушки.
Рядом с ней отец Бертран с высокомерным видом показывал Эверарду, как ставить свою подпись на документах. Управляющему западными землями не пристало ставить простой крест, как любому виллану.
Констанс знала, что эти двое – когда-то крепкий и сильный, а теперь изувеченный гасконский
– На сегодня хватит. – Эверард положил гусиное перо и посмотрел на свои кляксы, которые должны были обозначать требуемый знак. Самое противное во всем этом деле – писать.
Брат Эланд заглянул ему через плечо.
– Со временем вы обучитесь. Только буква S должна стоять прямее, – наставительно заметил он. – А то такое впечатление, будто ей нанесли смертельный удар и она падает.
Эверард что-то пробурчал в ответ.
Бейлиф Хамфри положил перед Констанс документ, согласно которому семья погибшего героической смертью сержанта Карсфу должна была получить крупное единовременное пособие. Констанс подписала его. Затем перед ней положили список арендаторов Морле, где расписывалась трудовая повинность каждого.
В обычный год арендаторы должны были каждые три дня из семи работать на своего господина или госпожу. Такой же распорядок был установлен в отношении вилланов. Многие из сельчан расплачивались не работой, а готовыми изделиями или продуктами, как, например, кузнец или мельник. Ткачи вносили подать частью своих тканей, а по мере того как распространялась чеканка монет, расплачивались серебром или золотом.
Наступила тишина.
Все снова вспомнили, что с замужеством Констанс все ее имущество перейдет к сэру Томасу Моршолду. Через несколько недель с севера, из Йорка, прибудет стряпчий из тех, что занимаются составлением брачных контрактов. Он должен официально оформить выделение земель, которые отойдут как приданое дочерям Констанс. Самой ей оставалось лишь то, что она получила в свое время как приданое.
Ее глаза встретились с глазами Эверарда. Трудно было ждать, что ее новый управляющий будет таким же преданным Моршолду, каким был по отношению к ней, но она не хотела, чтобы между ними были какие-нибудь нелады. В конце концов, если ее муж столкнется с постоянным сопротивлением, он вполне может заменить ее людей на своих собственных.
Как ни странно, впечатление было такое, будто Эверард стал еще более преданным ей и ее делам, словно после женитьбы на ткачихе Эмме чувствовал какую-то вину перед ней. Хотя никто бы не посмел обвинить его в том, что он хоть когда-либо проявлял к ней недостаточно любви и обожания.
– Продукты, привезенные из Суссекса, миледи, – сказал бейлиф, кладя перед ней очередной список.
Констанс с трудом сдержала вздох. Для свадебного пира она велела привезти большое количество провизии из своих суссекских владений, которые и без того уже много раз выручали ее в трудные времена. У Уильяма де Кресси и Эрно Фицгамелина будет теперь новый сюзерен, возможно, впрочем, что они будут рады избавиться от нее.
Бейлиф и брат Эланд просматривали тонкие свитки со счетами, когда услышали звонкие детские голоса.