Амфитрион
Шрифт:
– Я видел… что было гораздо хуже. И лучше. У тебя в голове. Я согласен, милая. Давай доживем до лета. И до лета, и до осени, и до любого другого сезона, до которого нам захочется дожить. Только ты будешь мне помогать писать книгу и делать журнал. Теперь давай мне свою статью и пойдем выпьем за китайский Новый год.
Они вернулись в кухню и выпили немного сливового вина. Скоро дедовы часы пробили двенадцать раз, наступил китайский Год быка, а Митя даже и не понял, как рассказал Алене о своей книге. Она – для маскировки – будет писаться о недалеком будущем. В ней будут действовать Митя и Алена, только под другими именами. В ней будет будущее – немного, чуть утопически, в ней будет прошлое… это самое сложное. В ней будет все то, о чем они не могут говорить. Алена, выслушав, с неподдельным воодушевлением обещала помогать, выполнять обязанности информационного редактора и переводить с английского на русский.
Тут омни сделал «пип!», и Митя, не любивший пропускать входящие, схватил хитрый наручник, ввел пароль и открыл письмо. Письмо гласило:
Mitya:
Herewith my inputs to File1, which may be useful for your book. Make what you will of it.
By the way, good to know that you recognized me in that painting, but as you understand, it couldn’t possibly have been me. I was in Europe at the time.
Believe me etc.,
B’hrian Fear Dearg[69]
12.02.2020
В приложении были кое-какие записи. Но что это за файл такой – «номер 1»? Следующее письмо отвечало на вопрос:
Caro Signor Selvaggio,
Le invio il file numero uno. In esso e contenuta la storia del Maestro d’arte Dellamorte, da me ideata, nonche quella parte di storia della sua famiglia che mi ha visto coinvolto in prima persona. Penso che questi materiali non saranno privi di utilita per il Suo libro.
Man mano che Lei prendera conoscenza del testo, esso cessera di esistere; in tal modo il file, una volta letto, scomparira del tutto. La pregherei pertanto di accertarsi a tempo opportuno di aver fissato tutto cio che serve. Le chiedo inoltre di non pubblicare i materiali sul Maestro fino al momento del suo ritorno. Egli e entrato nell’Ur, dove lo attendono prove che minacciano con la morte non solo lui, ma anche altri. Li e stato ucciso gia due volte, e noi non possiamo ammettere che cio avvenga ancora.
`E stato interessante lavorare con Lei, Mitja, e La ringrazio di questo. Sono consapevole del fatto che, dopo aver letto il testo, Le rimarranno non poche domande. Cio e sempre inevitabile.
Addio.
– Rodolfo Strattari
12.02.2020[70]
Алена вопросительно смотрела на Митю. Митя улыбался; в письме он понял далеко не все, но фраза «Egli e entrato nell’Ur» показалась ему ключевой, и почему-то ему стало очень легко. Магистр вошел в Ур, и, наверное, все было не зря.
27. Отличница
11.30 a.m.
Представьте, что с высоты птичьего полета вы озираете океан. Правда, речь идет об очень далеком и глубоководном океане, и птицы не долетают сюда. Но все-таки представьте этот панорамный вид: мы летим над волнами и видим сине-белую воду, блики солнца в выемках волн, белые барашки на гребнях, тени рыб, движение морских течений, видим, что горизонт равен кругу, и этот синий круг вод накрыт хрустальным колпаком неба. Наконец мы видим взрезающий воды и небеса корабль.
Это современная парусная яхта среднего размера. Она чистого белого цвета и очень быстроходна. Иногда из-за цвета и быстроходности она как будто исчезает из виду, но потом становится ясно, что это лишь игра света, тени, бликов и неизбежного страха, который не может не испытывать наблюдатель, заброшенный в середину бесстрастного океана. Этот же наблюдатель, приглядевшись, видит не прогулочную яхту, а серьезный парусный корабль, пусть и небольшой. На палубе пусто. Ясный горизонт не приманил наверх из кают ни веселую компанию богатых путешественников, ни океанологов, готовящихся нырнуть поглубже в круглом батискафе, ни роскошных молодых леди босиком или в плоских туфлях на белой подошве (ведь именно так принято ходить по палубе любой уважающей себя яхты).
Спустя некоторое время на палубе появляется человек.
11.40 a.m.
Он один. Наша яхта вообще производит впечатление управляемой нематериальной силой. Никто не отдает команд, не слышен топот ног на лестницах и палубе, не скрипят натягиваемые и распускаемые канаты – только ветер туго и ровно гудит в парусах. Видимо, человек поднялся на палубу из каюты – не мог же он возникнуть из воздуха? Это высокий и худой мужчина с не совсем еще седыми волосами, почти достающими ему до плеч. Возраст его определить тяжело. У него очень темные глаза, в которых отражается морская синева, острые черты лица и плавные, текучие движения. Сколько же ему – пятьдесят, шестьдесят, семьдесят?
Ему гораздо, гораздо больше, да только нам с вами это не поможет: ни на лице, ни на теле его это не отражается. Мужчина облачен в легкий льняной костюм того издевательского молочного цвета, который так любят носить люди, выходящие в море, чтобы подчеркнуть чистоту… своих намерений и своего судна. Он стоит на носу яхты, летящей все дальше в открытый океан, и курит длинную черную сигарету с таким спокойствием, словно находится на палубе прогулочного теплоходика, направляющегося от Тауэрского моста в Гринвич. Его спокойствие успокаивает и нас. Что ж – яхта, океан, человек. Просто мы не видим капитана и команду. Нечего им делать на виду.
Зато мы немного облетим одинокий корабль и посмотрим на его борт. Там написано: Ni~na. Странно, ведь корабль совершенно не похож на любимую каравеллу Колумба, хотя сообщим по секрету, даже и приписан он к испанскому порту Кадис – тому самому, откуда после третьего плавания великого адмирала доставили ко двору Изабеллы и Фердинанда в цепях.
Значит, перед нами Заказчик. Магистр, доктор Делламорте. Так назвал его водный демон Страттари в письме Дмитрию Дикому, а он, видимо, знал, что говорил. Чтобы уж не оставлять совсем никаких тайн, подтвердим догадку читателя – он же выступил и гипнотизером, явившимся к Геннадию Садко в начале повествования, и денди в сером рединготе, который так радикально расправился с маньяком, терроризировавшим Москву накануне Рождества. Куда же он направляется?
Это нам предстоит выяснить. А здесь заметим, что появление Магистра на палубе «Ниньи» в этот день и час могло и не состояться, ибо – что бы ни написал благородный Страттари Дмитрию Дикому – решающее перышко на весы правды богини Маат положил не московский журналист. Митя справился с полосой препятствий на твердую четверку. Но среди жертв компании «Гнозис» встречались и отличники. Вернее, отличница.
28. Ad usum delfini
Дельфина Монферран была самодельной женщиной, то есть сделала себя сама. Мы не будем рассказывать ее историю полностью, но для лучшего понимания ее характера упомянем, что она происходила из совершенно средней семьи служащего, проживавшего где-то в Нормандии, что количество детей в этой семье отличалось от одного на n, и что Дельфина не была ни первенцем, ни младшей любимицей и потому по реке жизни сплавлялась с самых юных лет самостоятельно. Долго ли, коротко ли, но упорная учеба и природная сообразительность принесли свои плоды. Мадемуазель Серсо (такова была девичья фамилия Дельфины) блестяще закончила коллeж и взяла штурмом экономический факультет Сорбонны. Учась в Париже, она мгновенно и профессионально расцвела внешне, что, впрочем, не помешало ей сохранить прежние приоритеты: уже на втором курсе она написала вскоре ставшую классической работу Milking Hunger[71] о преимуществах снабжения беднейших стран Африки молокопроизводством Китая (с дешевыми российскими лицензиями и ноу-хау на kefir), доказывая статистически сильную закономерность между недостатком молока и порочным кругом нищеты, и сразу после этого начала сотрудничать с Danone. Параллельно, впрочем, предприимчивая Дельфина сделалась промышленным шпионом Nestle и на полных парах устремилась в царство благополучия и большой коммерции.