Амфора. Тайна древнего могильника
Шрифт:
Но Лара! Почему она унесла из раскопа только монету и больше ничего. Ведь такой лекиф стоит на черном рынке немногим меньше золотой монеты.
Почему Лара не взяла в склепе ничего, кроме этой монетки? Ведь она – черный археолог, а в раскопе были гораздо более ценные для нее вещи.
Глеб стал думать об этой девушке, уже и впрямь засыпая. По выговору и словечкам явная одесситка. Дерется, как профессионал. Неужто черные археологи столь серьезно подходят к своей профессии, что занимаются спортом и изучают боевые искусства?
Уже в
Утром Глеб пошел в станицу пешком. Одно дело проехать краем поселения на незарегистрированном мотоцикле, не имея водительских прав, на раскоп и обратно, другое – показаться на центральной площади, перед зданием администрации, где всегда торчит дорожная служба, снимая скорость с транзитных грузовиков, чтобы получить с них своеобразную дань за проезд.
Всех этих татаро-монголов Глеб знал, и они знали его. Старенький «Урал», между прочим, был из списанных милицейских, он стоял в саманном сарае экспедиционной хаты, прежняя экспедиция пользовалась им нелегально, пока не убила коробку передач, а Глеб починил мотоцикл, приняв его в наследство. Обо всем этом прекрасно знали в милиции, и археологу ясно дали понять, что в любой момент могут схватить его за шкирку и вытащить из седла. Все это мелкие, ничтожные, никчемные игры провинции. Мотоцикл был якобы одним из рычагов, которым администрация воздействовала на пришлого молодого специалиста… Ну вас. Хожу пешком.
Он убеждал себя в том, что ищет Лару именно из деловых соображений: ему-де необходимо знать, быть точно уверенным, что в окрестностях не орудует какая-нибудь шайка нелегальных копателей, бесбашенный шалман из Одессы-мамы, чтобы его орлы могли работать спокойно и так далее. На самом деле, Глеб просто хотел еще раз увидеть эту девушку. Говорила она весьма примитивно и могла сойти за посредственность, которых на свете немало. Уж лучше – молдаванка. Но Глеб хорошо помнил ее глаза. Это были глубокие, внимательные, полные ума и печали глаза. И песня, что она распевала в степи, крепко взяла его за душу. И что-то еще исходило от нее, Глеб не мог объяснить этого словами. Сияние, да и только.
Он зашел на станичный базар и быстро отыскал нужного человека. Это был Щерба, хорошо известный на Тамани казак, который, как Глеб неоднократно убеждался, знал все и даже более того. Щерба покрутил черный ус, подумал, сплюнул и сказал:
– Деваха живет на улице Лебедева, у тети Дуси. Третий дом от угла по левой стороне. Деваха приехала с недельку назад. Одна.
– С меня причитается, – сказал на прощанье Глеб, подумав, что пить со Щербой, считающим себя потомственным казаком и хранящим под стрехой дедовскую саблю, будет весело и даже весьма познавательно.
– Калитка у тети Дуси скрипит сильно, – добавил казак. – Как войдешь, хозяйка сразу и выбежит. А вино у нее – самое лучшее на той улице.
Тетя Дуся оказалась женщиной под шестьдесят, тучной и круглой, в цветистом ситцевом платье, многажды штопанном. Сразу стало ясно: она уже приняла с утра толику своего прекрасного вина. Пройдя под навесом, увитым виноградной лозой, где зрели гроздья недалекого будущего, Глеб вошел в хату. По словам тети Дуси, девушка съехала где-то час назад. Глеб пожелал осмотреть комнату, где она жила. Хозяйка не стала спрашивать, зачем, а просто распахнула перед ним дверь, ведущую в маленькую светелку с белеными стенами.
Крошечное окно, как всегда в этих хатах – в одно стекло, без форточки, старый письменный стол у окна, добытый, видимо, в местной школе, казачья печка под уголь, теперь, летом, используемая как комод, узкая кровать, на которой мог уместиться только один спящий, – все это было каким-то трогательно-девичьим, особенно – узкая железная кровать. Конечно, обстановка принадлежит хозяйке, но она как-то все равно связывается с личностью Лары. Глеб впервые отдал себе отчет в том, что питает к ней нежность. Жаль, что они с девушкой занимают разные стороны баррикад и движутся в разных жизненных потоках.
Тетя Дуся присела на единственный стул, сложив руки на животе.
– Моя квартирантка была ведьмой, – вдруг сказала она.
– Реально? – удивился Глеб.
– Колдовала. По ночам не спала, жгла вонючую свечу, – хозяйка показала пальцем на печь, где возвышалась маленькая горка воска. – Я думаю, она появилась в станице неспроста.
– И чего же ей было надо?
– Она охотилась, – с таинственным видом заявила тетя Дуся.
– На кого? На домашнюю птицу и баранов?
– На привидений.
– Как в кино?
– Ага! Она и приехала сюда после того, как появилось привидение.
– Когда же оно появилось?
– Привидение появилось тогда, – проговорила тетя Дуся с терпением в голосе, – когда вы раскопали могилу на стройке.
Еще при ознакомительной беседе, по пути от калитки, она успела сообщить ему, что всю жизнь проработала учительницей начальных классов. Вот откуда происходила эта педагогическая интонация.
– Пьяные бабки видели грека, – добавила тетя Дуся.
– Какого грека? Почему пьяные бабки решили, что он грек?
– Он выглядел, как грек. Вот что я тебе скажу: это и был грек. На нем была эта, как ее? Хламида-монада… Такая складчатая тряпка, – тетя Дуся пошевелила пальцами над своей бесформенной грудью.
– Это называется хитон.
– И еще у него была борода, курчавая борода… Я думаю, что и бандиты Доцоева не просто так появились в наших местах именно сейчас. Все это как-то связано…
– А что пьяные бабки говорят о Доцове? – Глеб решил сменить тему.