Амнезия, или Фанера над Парижем
Шрифт:
Любые отношения, которые могут усложнить мою жизнь, я всегда обхожу седьмой верстой, а при малейшей опасности упираюсь, как кот, которого пытаются стащить с дерева. Но, похоже на этот раз я дал маху. Вместо того чтобы вцепиться всеми когтями я вдруг расслабился и даже понесся на аэродром и только сейчас до меня стало по-настоящему доходить чем предстоящие радости для меня обернутся. Эта особа со смазливой мордашкой, которая уже заметила меня, в лучшем случае сорвет мне экзаменационную сессию, но мне предстоит другой, более жесткий экзамен. Экзамен на прочность. Зачем мне эти искушения?! Каждый считает себя исключением, но никто не возвращается на дерево своей независимости благополучно. Свадебные кортежи я воспринимаю как похоронные дроги. Не знаю, откуда это у меня взялось,
Пытаюсь придать лицу нейтральное выражение, но боюсь, что диагноз заболевания виден издалека.
Выглядывает солнце. Наташка уже близко, а мне все никак не справиться со своей гримасой. Да и что там физиономия, уже из того, что я сюда приперся можно сделать соответствующий вывод.… У нее новая прическа. Косит под взрослую. Впрочем, она, наверное, уже получила аттестат. Она с ходу прижимается ко мне всем телом и целует в ухо, отчего я минуты две ничего не слышу. Какой-то рыжий мужик ставит рядом с нами чемодан и весь сияет, словно ему удалось переспать с ней.
– Чемодан тяжелый и он предложил помочь, – различаю я ее голос.
Искоса взглядываю на ее попутчика. Мне не нравится этот мужик, но я пожимаю плечами.
– Как у тебя дела? – спрашивает легкомысленность.
Я не понимаю, какие дела ее интересуют, и отвечаю наобум.
– Завтра экзамен.
– Последний?
– Если провалю, то последний.… Почему не поездом? Можно было пригородным, – спрашиваю я, стараясь подавить ощущение от ухмылки ее попутчика.
– Хотелось побыстрее, да и на самолете никогда не летала. Маме сказала, что еду поступать в институт.
– На самом деле? – я поднимаю чемодан и тащу его к площадке, у которой изредка
притормаживают такси.
– Можно подумать, ты не знаешь, – сияет девчонка.
Как же не знаю. Знаю. Завтра мне вставят два балла по предмету, который абсолютно не лезет в голову с той минуты, как я расписался в получении телеграммы. Повернувшись в сторону, замечаю, что и рыжий мужик волочется следом за нами. Я опускаю чемодан на землю.
– Мы вам что-нибудь должны?!– цежу я сквозь зубы.
– Да нет, не знал где остановка, – прикидывается дурачком рыжий и ускоряет свое перемещение к остановке, где наудачу появляется такси. Но, подлец, уже из тронувшейся машины помахивает дурочке, что стоит рядом со мной. Я перевожу взгляд на ее лицо и убеждаюсь, по ее порозовевшим щекам, что так оно и есть. Натуральная дура.
– Что, дорожный роман? – не сдерживаюсь я.
– Да просто этот парень сидел рядом…
– Парень?! – обалдеваю я. – Этот парень вдвое старше тебя.
– Ну, так и что?! Я просто сидела рядом на том месте, какое записано в билете. В самолете все сидят рядом с кем-то. Одиночных мест там нет.
– Все. Забыли, – прихожу я в себя.
Не хватало еще только, чтобы эта пигалица решила, что я ревную. С чего? Ведь оставил же я ее тогда в ее родном городке на растерзание сверстникам. Так нет, прилетела следом. В своем голубом плаще, который мы выбирали в ее городишке вместе.
Покупку тогда мы «обмывали» лимонадом «Буратино» и закусывали вафлями «Артек». Сидели на кроватях моего общежития, напротив друг друга и, когда я поднялся, чтобы принести салфетку, глаза ее заблестели, и она потянулась ко мне. Я опустился на колени, и мы впились губами друг в друга. Когда я оторвался, услышал ее шепот:
– Только я не умею.…У меня еще никого не было…
Я не сразу понял, чего это она не умеет, а когда до меня дошло, дурь в голове рассеялась моментально. Этого мне только не хватало. Уж это точно ловушка! Я поплел, что-то вроде того, что один из моих соседей по комнате должен скоро вернуться и тут же приврал, что он мне только что позвонил. Девчонка выкатила на меня глаза, но спрашивать, в какое это место у меня вмонтирован телефон, не стала. Я проводил ее до подъезда, где она вместо признательности за мое благородство заявила, что больше ко мне не придет. Не успел я осмыслить ее ультиматум, как восстал мой обманутый организм – меня свело так, что я невольно присел. Девчонка перепугалась, и кинулась было
Долгие дни абсолютного безделья и обострившееся финансовое недомогание наводит меня на мысль писать портреты, тем более что рисовать обнаженных я уже зарекся. Промысел тоже не безопасный, но здесь можно заработать немного денег. Тем более что другой статьи дохода у меня нет. От моих услуг оформителя или рисовальщика плакатов мои заказчики отказываются все чаще. Компьютерные технологии…
Работа выпадает не так часто, как хотелось бы. Прежде всего, потому, что нас, обосновавшихся на Невском, от Мойки до Фонтанки, целая шобла, да и лето еще толком не наступило – желающих позировать, особенно в прохладные утренние часы, единицы. Приезжих немного, а они, чаще всего и составляют нашу клиентуру.
Искусство придорожного портретиста заключается в том, чтобы изобразить клиента таким, каким он хотел бы себя видеть. Иными словами труд подневольный и опасный. Если твоя мазня устраивает клиента – портрет уходит с песнями. К сожалению, это бывает не всегда. Публика попадается с норовом и удачно лечь под каждого не всегда получается. Прав был кто-то, что мы переоцениваем тех, кто созерцает наши рисунки, в их головах нет тех галлюцинаций, которыми страдает сам рисовальщик…
Сегодня день, похоже, обещает быть солнечным – небо, как будто, чистое. Пока на улицах малолюдно можно будет немного подремать. Мое любимое место у колонны одной из арочек здания с башней, что у Гостиного двора. Когда день выдается солнечный, она быстро прогревается и утренний озноб быстро сменяется приятной истомой от растекающегося по телу тепла. Неплохо для заключительного эпизода.
Погреться на любимом месте сегодня вряд ли удастся. Оказывается, наши арочки вместе с первым этажом скуплены каким-то ювелиром и здесь уже затеяна реконструкция. Стою в растерянности, но меня окликает знакомый голос. Это Дима. Он уже «забил» нам места напротив Елисеевского, оттуда пока не гонят. Дима еще молод, ему, наверное, не больше сорока. Миниатюрщик. Последнее время мы работаем рядом. Хотя разница в возрасте у нас существенная что-то у нас есть и общее. Это бороды. Правда у меня она отросла от лени, у Димы с понта. Это слово он сам употребляет, я лично не совсем понимаю его значения. Наверное, эта деталь во внешности помогает ему ощущать себя живописцем, как, предположим, актеру помогает представить себя королем напяленная корона. Он пишет на планшетках крошечные фрагменты того же Невского проспекта, канала Грибоедова. Память у него отменная и ему не нужно беспрестанно таращиться на объект. Однажды на моих глазах он до детали скопировал набережную Фонтанки, стоя к ней спиной. На его фоне мои способности могут вызвать только сочувствие, но Дима дипломат – когда моя мазня не лезет ни в какие ворота и мне хочется выбросить ее на помойку он начинает превозносить мое жалкое творение. Я на него не обижаюсь. Профили у нас разные – я (с позволения сказать) портретист, то есть мне клиента для запечатления еще следует завлечь, на его пейзажи не надо уговаривать, они всегда готовы. Совсем разные условия труда. Когда товар у него не идет он, до возникновения спроса, штампует их дюжинами, потом, утомившись, сидит, как рыбак, расставивший крючки с наживкой « на авось». Когда начинается клев его «миньоны» уходят прямо из-под кисточки. Однажды мадам, неопределенного возраста около часа дожидалась, когда он закончит картинку, и унесла ее не только не просохшую, но и недорисованной. В таких случаях он, непременно, вносит вклад в развитие рыночной экономики – покупает себе и мне по паре бутербродов и по чашке кофе. Лишь в очень жаркие дни он заменяет его какими-нибудь прохладительными напитками. Он тоже недолюбливает, как и я, всякую химию, хотя и кофе, что нам предлагают в передвижном кафетерии натуральным назвать можно только с пьяного глаза. Также поступаю и я в дни везения, но мой «бизнес» менее удачлив.
Конец ознакомительного фрагмента.