Амнезия "Спес"

Климин Алексей

Он был не молод. Наверное, уже хорошо лет за сорок. Коротко стриженные, темные волосы мужчины отблескивали в свете ламп сединой, а на лице от носа и по любу пролегали глубокие морщины. Нет, не старческие еще, как у наставника Тода, а те, которые заламываются с годами от движения мышц при разговоре. Глаза у него тоже казались темными, а взгляд их был цепким и немного насмешливым, тоже по-своему выдавая немалый возраст.

— Меня, если понял, зовут Паленый, — представился он, — а этот громила у нас Пердун, — кивнул он на дибиловатую гору мышц, которая

торчала впритык к нему там, внизу, а теперь так и шлепала в шаге за нами.

Когда Паленый обернулся, мотнув головой на качка, я увидел, что под правой нижней челюстью у него вся шея изувечена старыми ожоговыми шрамами. Белесые наросты перевивались, подтягивая кожу под кадыком, а потом убегали за ворот куртки вниз, видимо на грудь. И мне стало совершенно ясно, откуда у этого искателя такая кликуха.

— В команде мы не выкаем, — говорил меж тем Паленый мне, — и ты не начинай, а то приучишь еще Стояка к такому, потом все не отобьемся, — хохотнул он.

— Ты слушай, Паленый всегда дело говорит, — подал голос качок, на полном серьезе давая мне совет к очевидному.

В общем, стало понятно, что мне не показалось и с головой у него действительно что-то не то.

К этому моменту мы успели подняться по лестнице и миновать четыре двери в отсеки команд. Возле пятой остановились.

— Заходи, — повел рукой на открытый проем искатель, а увидев, что я заглядываю через его плечо на последующие двери, добавил, — там пустующие отсеки. Команд искателей всего пять, и это уже давно. Держать большее количество смертников Совет считает нецелесообразным, — хмыкнул он.

Я поежился от этой его довольно черной шутки и ступил в отсек, теперь уж точно моей команды.

Небольшой проход был оборудован под прихожую — в углу кучей свалена обувь, а по стене на крючках развешены куртки.

— Не топчи, разувайся. Вот тебе мои старые тапки. Великоваты, наверное, будут. Ну, ничего, с первой зарплаты купишь свои, — гостеприимно приговаривал Паленый, подкидывая мне к ногам пару раздолбанных шлепок и вешая мою куртку рядом со своей.

Пройдя дальше, мы оказались опять в общем холле, но теперь маленьком, не больше двадцати шагов вглубь. Посреди него стояли стол и стулья, а дальняя от входа стена была забрана полками, заставленными всякой интересной мелочевкой, которую я тут же пообещал себе как можно быстрей рассмотреть повнимательней.

За столом сидели двое мужчин, как и все здесь, в отсеке охотников и искателей, колоритных с виду и уверенных в себе.

Когда мы вошли, один из них, тот, чье сильно смуглое лицо с одной стороны обезображивали бугристые рытвины и гнойные прыщи, потряс стаканом и скинул из него на столешницу тройку кубиков. Второй же, с лохматыми бровями и носом, свисающим чуть не до верхней губы, громко фыркнул и сгреб к себе несколько монет, до этого лежащих между мужиками.

Понятно, парни развлекались игрой в кости.

После того, как один отфыркался, видимо это был у него такой смех, а второй что-то проныл в ответ, они наконец-то подняли глаза и на нас.

И, конечно же, сразу въедливо вперились в меня.

— Ты, значит, и будешь наш Хвост? — спросил бровястый.

Я кивнул, понимая уже, что это и есть Стояк, а значит, капрал нашей команды. Кроме бровей и низко висящего носа я теперь разглядел, что лицо его достаточно сурово, а взгляд глубоко посаженных светло-голубых глаз выражает не только заинтересованность, но и напряжение.

— Ничего так, не плох, не хуже Хрякова Гагата.

Это видимо была достойная оценка меня, потому что все закивали согласно и заулыбались. Ну, как заулыбались… командир вон с прыщавым скорее оскалились, хотя, конечно, напряжение из глаз Стояка ушло.

— Ладно, располагайся пацан, — потом кинул уже моему сопровождающему, — Паленый, ты ж все равно ничем не занят, так покажи ему тут все, пусть место себе выберет. И вообще, назначаю тебя его наставником, — и они с приятелем опять вернулись к прерванной игре.

А я оглядывался. Слева от меня — две открытые двери в каюты, в которых свет был притушен, и разглядеть, что там, я толком не мог. Справа, тоже две двери, но обе закрыты полностью. Ну, а сзади, соответственно, оставался проход-прихожая и освещенный проем, возле которого уже стоял Паленый и указывал мне внутрь.

— Гальюн. Мимо унитаза не ссать, шторку в душе задергивать и чужих принадлежностей не брать, иначе урою самолично! Вон его, год отучали чужие щетки не хапать, — кивнул он на лыбящегося Пердуна, — надеюсь, что ты не настолько тупой.

Я просто кивнул, потому, как сказать на это мне было нечего. А голословное утверждение о том, что я не тупой, в этом случае все равно бы, не прокатило. Тут делом доказывать надо, это я понимал.

Паленый прошел ко входу в первую полутемную каюту.

— Тут живут командир и Прыщавый. Так что здесь тебе выбирать нечего, — и он вроде отошел к следующей двери.

А я вот замер на пороге все той же. Сразу у двери по углам размещались полки с вещами, в глубине, вдоль стен, стояли две кровати, а вот прямо по курсу…

Паленый вернулся и, видно поняв по моим квадратным глазам, на что я так недоуменно пялюсь, хохотнул:

— А-а, точно, ты ж только что из интерната! Это, мой мальчик, полимерина. Знаешь, что это такое?

— Не-а… — признал я легко, потому, как потрясение мое от увиденного было столь огромно, что я даже не способен был озаботится тем, что меня посчитают совсем уж за идиота.

На стуле сидело… хотя, раз это «полимериной» называется, то, наверное, все же «сидела»…

Так вот, сидела вроде как женщина. Но не живая, а из… чего-то сделанная. Рот у нее был открыт, глаза наоборот полуприкрыты, а длиннющие волосы, раскиданные по плечам, отсвечивали в падающем из холла свете совершенно сумасшедшим розовым цветом. Да и сидела она как-то неестественно для человека — слишком широко расставив ноги и при этом вздернув их в коленях. При этом к груди страшилки были привешены два мяча, которые торчали в разные стороны.