Амнезия "Спес"
Шрифт:
А уж одета эта полимерина была и вовсе странно — в какие-то яркие, полупрозрачные тряпочки, которые все ее несуразные формы почти и не прикрывали.
— Ясно, совсем глупый, — констатировал мое долбанутое состояние Паленый, — придется учить.
— Чему?! — не понял я, еще больше шизея от мысли, что при учебе мне, наверное, придется ЭТО брать в руки и что-то с ним делать.
— Быть настоящим мужиком, — припечатал мой возможный наставник в каких-то подозрительных науках.
«А не пора ли драпать к отцу? — пронеслась в голове мысль, — Он о такой непонятной ситуации говорил,
А озадачился я потому, что эта непонятная мне полимерина изображала, пусть с натяжкой, но все же женщину. А все что касается их, да в связи с мужиками, было вроде — нормой… если я правильно понял отца.
Да тут и Паленый невзначай подтвердил ту же мысль:
— Станешь старше, поймешь сам, а пока просто запомни: настоящий мужик без женщины — никак. А это, в некотором смысле, женщина нашего командира. Кукла такая, для удовлетворения естественных, чисто мужских, потребностей. Ну, и чтоб на милостивиц креды не тратить.
— Но-но, попрошу мою девочку не обижать! — усмехаясь, сказал капрал, который, оказывается, уже стоял за спинами у нас и разговор наш слышал, — Она милашка! Разве ты, мелкий, не видишь этого?
— Вижу, — кивнул я, не желая спорить со старшим, но внутренне содрогаясь от вида страшно-странного выражения, застывшего на лице куклы.
— У Прыщавого не такая красотка, согласись? — спросил меня Стояк, уже откровенно потешаясь.
— Ага, — автоматически кивнул я, понимая, что на одной из кроватей лежит еще одна полимерина, кажется черноволосая, хотя разглядывать ее и не попытался.
— Пойдем, — потянул меня за локоть Паленый, — а это моя каюта, — сказал он, включив полный свет в соседней.
Обстановка в этой была практически такой же, как и в предыдущей — две кровати и полки под вещи.
Правда, вместо стула в торце каюты стояла тумбочка, на которой лежала книжка. А кровать была застелена одна и полки справа тоже пустовали. Кукол вроде было не видно.
— А у тебя этой, как ее… нету? — брякнулось само.
Паленый хмыкнул:
— Нет, я по ним как-то не очень… — потом прикрыл дверь, отделяя нас от холла и от голосов продолживших игру мужчин.
Меня посетила мысль, что вот теперь-то точно надо дергать к отцу, потому как если мужик «не очень» к куклам, изображающих женщин, и начинает прятаться от остальных мужчин, их предпочитающих…
Но сопоставить сказанное отцом с моими скудными познаниями и что-то решить, я так и не успел, Паленый все-таки продолжал говорить дальше, и мои метания завяли на корню.
— Я лучше к милостивицам схожу, — понизив голос, выдавал он. — Зарабатываем мы достаточно, чтоб на таком можно было не экономить. Оно, конечно, получается не так часто, как хотелось бы… ну, так и руки нам даны не просто так! — подмигнул он.
Но прикинув видно, что я опять не догоняю, посмотрел на меня уже жалостливо.
— А почему командир с Прыщавым не ходят к этим милостивицам? — все же задался вопросом я.
— С Прыщавым все просто. Ты морду его видел? А милистивицы — женщины, создания нежные и впечатлительные, вот и воротят личики от него. Да он привык уже, — махнул мой собеседник рукой, — он как ты был, когда с командой попал под несколько гнезд порхаток.
— А капрал? — спросил я, надеясь, что раз про одного из них Паленый рассказал, то и про второго тоже молчать не станет.
Не смолчал, только еще больше понизил голос.
— У этого все серьезней. У него любоф с одной из милостивиц, а так как часто он ее навещать не может, у женщины все же и свои обязанности перед экипажем имеются, а к другим он не хочет, то вот и обходится таким суррогатом. Да еще деньги экономит. Он у нас вообще жениться подумывает. Скоро, года через два, нашему сержанту по выслуге лет придется оставить свою должность, и тогда отрядные капралы будут биться за его место. Наш вон, тренируется уже, очень хочет эту должность получить. А деньги на обзаведение домом на нижней палубе рубки собирает.
Более ничего спрашивать я не стал, поскольку голова моя и так распухла от только что полученной малопонятной информации. И прежде чем расспрашивать о чем-то еще, мне следовало переварить имеющееся.
Мы вышли из каюты Паленого и отправились к противоположной. Капрал и Прыщавый продолжали игру, издавая только, то довольные возгласы, то досадные, и на нас внимание ни обращали теперь совершенно.
— Тут у нас Пердун обитает, — распахивая дверь и включая свет, объявил мой провожатый.
Тот, оказывается, уже был у себя. Спал, развалясь на постели, и даже не шелохнулся, когда мы вломились к нему. Похоже, качку не мешали ни вспыхнувший свет, ни звучащие чуть не над самой его головой голоса.
В каюте был полный беспорядок, да такой, какого я никогда нигде и не видел!
Драные упаковки из под чего-то, грязные стаканы и тарелки из легкого пластика, тряпки какие-то мятые, в которых только в двух я признал определенную форму — штаны и трусы, так они были скомканы. И все это вперемешку было раскидано по каюте. Постель под Пердуном тоже опрятностью и чистотой не отличалась. Да и еще, похоже, в общем завале имелись и какие-то съестные остатки, потому как душок в помещении стоял, хоть и не сильный, но определенный.
Меня такое весьма удивило, потому, что в отсеке, в общем-то, было довольно чисто.
Паленый тоже потянул носом и поморщился:
— Убираемся мы по очереди, конечно исключая капрала. Но Пердун, когда это приходится делать ему, в других помещениях гребет ответственно, а вот у себя почему-то упорно пропускает. Придется опять его особо заставлять, а то воняет уже ощутимо. Скоро в отсек потянет.
И, закрыв поплотней дверь, мы свалили оттуда.
Соседняя каюта оказалась совсем пустой, и на кроватях даже не имелось матрасов, а походила она скорее на склад, чем на жилое помещение. Какие-то неизвестные предметы, которые напоминали, то ли детали, то ли и вовсе куски обшивки от каких-то машин, были свалены кучами на полу и сетки кроватей.