Амнистия
Шрифт:
Еще выстрел. Другая пуля упала в грязь на расстоянии метра от Субботина. Он побежал быстрее, гладкие кожаные подметки лаковых туфель скользили по мокрой глине, как по льду.
Субботин наступил в глубокую лужу, поскользнулся, упал лицом в грязь. Попытался встать и снова упал. Он барахтался в грязи, пытаясь подняться. В это мгновение Субботин успел подумать, что теперь его судьба сдохнуть в грязной луже посередине этого двора.
Теперь ему точно конец. Тарасов вряд ли промахнется. Грянул выстрел, пуля шлепнулась где-то рядом. Субботин поднялся на карачки, встал на ноги и бросился к сараю.
Он снова поскользнулся
Он весь мокрый, белая рубаха и серый пиджак залеплены грязью, похожей на дерьмо. И ощущение такое, будто он только что выбрался из выгребной ямы, в которой безвылазно просидел неделю.
Пустота, запах мышиного помета и гнилой сырости. Сарай весь светится от щелей в неровно подогнанных досках. Тихо, пока тихо.
В этой тишине отчетливо слышны удары сердца. Новый негромкий выстрел показался Субботину орудийным залпом. Он вздрогнул всем телом. Слезы бессилия наворачивались на глаза. Он даже забыл о пистолете, оттягивающим внутренний карман пиджака.
Выстрел. Еще одна пуля оторвала гнилую доску.
Выстрел. Отлетела ещё одна доска. Субботин зажал уши ладонями. Вот она, смерть, совсем рядом, в шаге от него. И убежать, спрятаться от смерти негде. Но сидеть вот так, ожидая собственной гибели, тоже глупо. Тысячу раз глупо. Надо выбираться из сарая, добежать до его угла, повернуть. И попытаться скрыться в отвалах земли. Выстрелов нет. Наверняка Тарасов уже спустился вниз, стоит на крыльце, попыхивает сигареткой и ждет.
Субботин, словно ужаленный этой мыслью, вскочил на ноги. Но к выходу не побежал. Он повернулся лицом к задней стенке сарая, что есть силы, ударил по этой стене ногой. Нижняя доска отлетела легко, потому что держалась на одном ржавом гвозде.
Руками Субботин выломал ещё две доски. Внизу образовался широкий лаз. Субботин не мог поверить в свою удачу. Он встал на карачки, перебирая ногами и руками, как собака лапами, пролез в лаз. Поднявшись на ноги, он сбросил пиджак, забыв, что оставил в нем пистолет и портмоне.
Тарасов отложил карабин в сторону, поднялся с пола. Он тщательно стряхнул пыль с колен, взял карабин, пошел к лестнице, ведущей с чердака вниз. Медленно передирая ногами шаткие ступени, он стал спускаться вниз. Ступеньки лестницы ходили ходуном, плясали на ржавых гвоздях. Когда он прошагал добрую половину длинного лестничного пролета, гнилая ступенька, не выдержав тяжести человека, переломилась посередине.
Тарасов, чтобы удержать равновесие, выпустил из рук карабин, взмахнул в воздухе свободными руками. Но было поздно. Вторая ступенька тоже треснула пополам. Тарасов полетел вниз, чтобы не сломать голову, опустил правую руку. Пересчитав бедрами половину лестничного марша, кряхтя, поднялся на ноги. Взял карабин, валявшийся на полу, и ощутил пронзительную боль в правом предплечье.
Чертыхаясь, он вышел во двор, огляделся по сторонам. Он подошел к раскрытому чемодану, оставленному Субботиным на капоте «Вольво». Ровные пачки резаной бумаги, каждую из которых накрывает банкнота достоинством в один доллар. Куклы сделаны кое-как, на скорую руку.
Тарасов поднял голову. Через двор к нему медленно шагал Бузуев. Он часто останавливался, глядел себе под ноги, выбирая дорогу среди глубоких луж. Тарасов помахал Бузуеву рукой. Бузуев остановился перед капотом автомобиля, потрогал пальцами бумажные куклы.
– Что, кидалово? – спросил он.
– Само собой, – кивнул Тарасов. – Этого жлоба на тьфу не возьмешь.
– Я хоть посмеялся.
– Черт, кажется, я руку сломал. Чуть ниже локтя. С лестницы грохнулся.
– Давайте я руку посмотрю.
– Времени нет. Позже.
Тарасов, превозмогая боль в руке, перевернул чемоданчик, вывалил бумажные куклы в грязь.
– Когда это Субботин метался по двору, как безголовая курица. Я так смеялся, что у меня чуть кишки из задницы не вылезли. Чтобы на это посмотреть стоило сюда приехать. Почему вы его не пристрелили?
– Если Субботин умрет, с кого я получу свои деньги?
– Я бы на вашем месте не сдержался.
– Там в бараке пакля валяется. Поджигай машину, ехать пора.
Тарасов чувствовал, как немеют пальцы правой руки, а боль поднимается выше, к плечу. Он обошел «Вольво», остановился, касаясь коленями заднего бампера. Открыл крышку багажника и заглянул внутрь.
Чесноков был ещё жив.
Он ещё шевелился, истекая кровью на дне багажника. Две пули попали ему в грудь и одна пула в бедро. Чесноков поднял на Тарасова налитые кровью глаза. Чесноков заскрипел зубами от боли, но сдержал стон. Простреленная грудь свистела и шипела. Кровь тонкой струйкой сочилась изо рта телохранителя, он захлебывался этой густой кровью.
– Мать твою, – прошептал Чесноков.
Тарасов вскинул карабин и достелил Чеснокова двумя выстрелами в голову.
Между тем, Бузуев открыл крышку бензобака, свернул промасленную паклю в длинный жгут, один конец которого утопил в бензине. Он покопался в кармане, зажег паклю и отбежал в сторону.
Серые дождливые сумерки висели над заброшенным карьером.
Субботин бежал, куда глядели глаза.
Он скользил на мокрой глине, вставал и снова бежал, не чувствуя под собой легких ног. Теперь от зловещего барака его отделяли многие и многие сотни метров, склоны и овраги, отвалы земли. Пуля из карабина уже не могла достать его, но Субботин все равно чувствовал опасность холодеющей кожей спины. Он бежал и бежал.
Через полчаса он достиг леса, упал в мокрую высокую траву и отдышался. Прячась за раскидистую ель, он бросил взгляд назад. Никто не гнался за Субботиным. Вдалеке, на пригорке, виднелся тот самый темный барак, рядом сарай, ржавый экскаватор. Во дворе карьероуправления горела автомашина «Вольво». К серому небу поднимались клубы ядовито черного дыма. Бордового «Форда» не видно. Видимо, преступники уже уехали.
Тишина. В лесу поет незнакомым голосом птица. Но эта идиллия обманчива.
Субботин, подгоняемый страхом, углубился в незнакомый лес. Через час он вышел к лестному озеру, увидел мужика в брезентовом плаще, скучавшего с удочкой на берегу. Мужик, сначала испугался человека в белой рубашке и лаковых туфлях, с ног до головы перепачканного грязью. Субботин подошел к мужику, выгреб из кармана брюк чудом завалявшиеся деньги. Субботин заявил, что он дачник, что он попал в беду, но больше не смог произнести ни слова.