Амнистия
Шрифт:
Сыщик, которого клонило в сон, поспешно согласился с предложением вздремнуть. Он откинул назад спинку сиденья, надвинул шляпу на глаза и, устроившись на спине, попытался забыться.
Но сна не было. Мешал заснуть запах бензина, от которого побаливала голова, собачий лай, доносившийся из двора, шорохи и звуки неизвестного происхождения.
Через полчаса Журавлев провалился в тяжелую дремоту, как в бездонный колодец. Но нормальный спокойный сон так и не пришел. К половине третьего ночи Журавлев извертелся на неудобном сидении. Он отлежал поочередно правую и левую руку, и тут отчетливо понял, что заснуть не удастся.
Он сел, поднял спинку. Достав с заднего сидения термос с теплым кофе, он влил в себя две полные крышечки, съел бутерброд с сыром, хотя есть совершенно не хотелось. Локтев, за пару часов молчаливого ожидания соскучился по человеческому общению. Он за компанию выпил кофе и протер запотевшее лобовое стекло мягкой тряпкой. Он включить радио, но Журавлев запротестовал.
– Не надо лишних звуков, – сказал он. – Эту гуталинную музыку пусть негры слушают. Нам ещё долго тут сидеть. Пока дождемся Кислюка, голова совсем тяжелая будет. Скажи мне такую вещь, что ты собираешься с ним сделать, с Кислюком?
– Собираюсь с ним поговорить, – ответил Локтев. – Не здесь, разумеется. Я знаю одно место. Километров десять от кольцевой. Там было колхозное поле. А потом землю выкупил банк, собирался строить коттеджи. Вырыли несколько неглубоких ям. На том дело и кончилось. Строительство бросили. Хочу вывести туда Кислюка и поговорить с ним.
– А дальше? Ну, после разговора?
– Пристрелю его, – просто ответил Локтев. – У меня в багажнике лопата, двадцатилитровая канистра с водой и медный купорос, три килограмма. Купоросу даже больше, чем требуется. Сброшу Кислюка в яму, засыплю купоросом, залью водой и закопаю.
Журавлев присвистнул и криво усмехнулся.
– А ты сильно изменился за последнее время. Очень сильно. Ты стал жестким человеком.
– Да, я изменился, – согласился Локтев. – Но за последнее время со мной много чего произошло. Меня били смертным боем, в меня стреляли, меня сжигали, меня взрывали. Моя жизнь и сейчас висит на волоске. И после всего этого я должен оставаться добреньким? Я изменился. И теперь готов сделать то, чего не мог сделать раньше. Чего не могут сделать другие люди. В этом моя сила.
Журавлев закурил, опустил стекло. Помолчал минуту и сказал:
– Почему ты выбрал именно купорос?
– После армии я два года заочно учился в химико-технологическом институте. По существу, купорос – это кислота в сухом виде, в гранулах. Сернокислая медь, которая быстро разлагает мягкие ткани. Засыпаешь человеческие останки этой дрянью, заливаешь водой – это нужно, чтобы ускорить реакцию. Через полгода в могиле останется голый скелет. Одни кости. Чтобы их растворить, нужна серная или азотная кислота в концентрированном виде.
– Но ведь кости-то останутся.
Сонливость Журавлева как рукой сняло.
– Кости растворять не обязательно. Никто не станет выяснять личность погибшего по черепу, реконструировать его лицо. Потому что это слишком дорогое удовольствие, примерно полторы тысячи долларов. У следствия нет таких денег.
– Да, ты все правильно рассчитал, – кивнул Журавлев. – Преступники, убийцы, как правило, не имеют двух курсов химико-технологического института. Когда я служил в милиции, вел такое дело. Один тип убил целую семью. Жену, мужа и ребенка. Ночью он вывез тела за город, закопал в лесу, возле дороги. Где-то он слышал, что в негашеной извести трупы разлагаются очень быстро. Короче тела он пересыпал известью и закопал. Прошло пять лет. Все это время преступник прекрасно себя чувствовал. Он был уверен, что история закончилась. Но в том месте, где была могила, тянули газопровод, нашли захоронение. И уже на следующий день установили личности убитых, а там и преступника нашли. А ведь пять лет прошло. Понимаешь в чем ошибка убийцы?
– Ясно. Негашеная известь мумифицирует трупы. В этой среде они могут находиться, сколько угодно. Лежат и не пахнут.
Журавлев поднял кверху большой палец.
– Вот именно. Ты соображаешь. А вот другой случай. Одна стареющая женщина обратилась в милицию с заявлением, что у неё пропал муж. Этот мужик моложе своей грымзы лет на пятнадцать. У него была молодая любовница, с которой он отводил душу. Он женился, чтобы устроить себе быструю карьеру, решить жилищный вопрос. В милиции подумали, что мужик просто сбежал к какой-нибудь молодухе. Его искали не слишком старательно. Прошло полгода. К той женщине приехала родственница, остановилась у нее. Когда хозяйки не было дома, родственница захотела квашеной капусты попробовать. Полезла в большую кастрюлю с капустой и упала в обморок. Понимаешь почему?
– Теперь не понимаю.
– Хозяйка хранила в кастрюле с соленой капустой голову своего якобы пропавшего мужа. Она знал, что тот собирается от неё уйти к другой женщине. Убила его, тело закопала, а голову засолила с капустой. Время от времени она доставала голову из кастрюли, любовалась на супруга. Она ведь его очень любила. А затем клала голову на прежнее место. В соленом капустном рассоле мягкие ткани обезвоживаются. Человеческая голова может запросто пролежать в капусте год, а то и больше. И все как новенькая. Будто её только вчера отрубили.
– И какой срок получила эта вдова?
– Никакого, – ответил Журавлев. – Вдова прошла экспертизу в институте имени Сербского. Она оказалась душевно больной. Ее лечили в психушке. Насколько мне известно, через пару лет её оттуда выписали под наблюдение районного психиатра. А спустя ещё некоторое время вдова снова вышла замуж. На этот раз за своего ровесника. Живут душа в душу. Пока.
Локтев толкнул Журавлева в бедро и показал пальцем на арку дома. Из неё показался здоровый мужик в короткой кожаной куртке.
– Идет. Это Кислюк.
Над двором повисли предрассветные сумерки, напоминающие поздний вечер. Мокрый асфальт отражал серый небесный свет.
Мужчина плотной комплекции возник, казалось, ниоткуда. Он обогнул машины, оставленные хозяевами возле арки, и зашагал прямо по тротуару. Кислюк, глядя себе под ноги, держал курс к своему подъезду. Журавлев за секунду оценил ситуацию.
– Я первым.
Он открыл дверцу, спустил ноги на мостовую.
Когда, наконец, Кислюк поднял глаза, то остановился как вкопанный и онемел. Перед ним стоял немолодой мужчина в мятом коричневом пиджаке и фетровой шляпе. В правой руке мужчина держал большой пистолет.