Амнистия
Шрифт:
Боже, с чего начать? Куда кинуться? Хорошо хоть он работал с наличкой, значительные денежные суммы банкам не доверял. Деньги, разумеется, он соберет. В рабочих сейфах есть около восьмисот тысяч. Недостающую сумму сегодня же вечером нужно одолжить. Субботин знал, к кому обратиться за деньгами. Он позвонит нужному человеку, но только позже. Когда успокоится.
Субботин вышел на кухню, нашел на полке бутылку армянского коньяка. Налил сразу полстакана и выпил залпом, не закусывая. Эту новость надо ещё пережить, переварить. Не каждый день приходится разговаривать с покойником. Не каждый день он влетает на такие деньги. Не каждый день он теряет целое состояние.
Впрочем, он ещё ничего не потерял. Деньги в сохранности. На девятьсот тысяч зеленых он станет беднее только завтра. Но и это вопрос: станет он беднее или деньги так и останутся при нем, при старом хозяине. Вопрос…
Он налил ещё полстакана коньяка. Дрожь в руках ослабла. Субботин сел за стол, поставил перед собой стакан с коньяком. Он надкусил яблоко, сжевал половину, другую половину положил в грязную пепельницу.
Не нужно так быстро подписывать капитуляцию.
И почему Тарасов, этот провинциал, физкультурник обосраный, вахлак, диктует ему, Субботину, свои условия? Мир что ли перевернулся? Тарасов в Москве – никто. Пустое место. Плевок в дорожной пыли. А Субботин – величина. У него деньги, у него связи. У него охрана, наконец.
Субботин поставил локти на стол, обхватил голову руками, вспоминая события последних дней.
Эти последние дни июля превратились для него в настоящий кошмар. За несколько дней пришлось пережить столько потрясений, сколько иному человеку в дурной тяжелый год не выпадает. Нелепая и дикая смерть Даши, жены единственного сына, арест Максима так потрясли Вадима Юрьевича, что он окончательно потерял покой и сон.
Максим провел трое суток в следственном изоляторе на Петровке. На четвертый день Субботин сумел вытащить сына из тюрьмы. С Максима взяли подписку о невыезде. Субботин подключил к делу сразу двух адвокатов, специалистов по уголовному праву, имена которых знала вся Москва. Кроме того, в дело вмешались высокопоставленные приятели Субботина, член администрации президента, известный правозащитник депутат государственной думы.
Они дошли до начальника МУРа и заместителя начальника ГУВД, пригрозили, что вся эта громкая неприличная для милиции история получит огласку, попадет на страницы столичных и центральных газет, наконец, на телевидение. Если бы не отец сидел бы Максим в Бутырке. В камере на пятьдесят рыл, играл в нарды и делил пайку с убийцами и насильниками.
Из– за своего задержания Максим не присутствовал на похоронах жены. Может, оно и к лучшему. Ни к чему молодому ранимому парню все это видеть: любимую девушку в гробу, тягостную процедуру похорон. Слезы, стоны…
Когда Субботин забрал сына из внутренней тюрьмы на Петровке, когда привез домой, жена Субботина Татьяна Евгеньевна встретила их у дверей. От волнения она потеряла голос, повисла на шее Максима и стала беззвучно лить слезы. Голос прорезался у жены уже на следующий день, но глаза так и оставались на мокром месте.
Субботин поужинал вместе с сыном, хорошенько всмотрелся в лицо Максима, душа почернела. За несколько дней, проведенных в СИЗО, парень весь издергался и даже внешне сильно изменился. Похудел килограммов на десять, кожа серо голубая, глаза глубоко ввалились.
Кроме того, лицо пошло красно бурыми прыщами, а кожа между пальцами рук стала зудеть и шелушиться. Субботин испугался, не подцепил ли сын в следственном изоляторе кожное заболевание, предложил Максиму вызвать опытного врача. Чтобы тот на дому осмотрел сына, но Максим отказался. Он закрылся в своей комнате, упал на диван и неподвижно пролежал целый день, отвернувшись к стене.
Вчера Субботин вошел в комнату сына, сел на диван. Он тронул Максима за плечо, он хотел сказать: «Гады, они целили в меня, а попали в твою несчастную жену». Но сказал совсем другие слова. «Слушай, я не добрая девочка, не буду тебя утешать. Не вытру твои слезы кружевными дамскими трусиками. Мы все теряли близких. Просто будь мужчиной, постарайся пережить это». «Постараюсь», – ответил Максим. Субботин сходил в свой кабинет и вернулся в комнату сына с коллекционной пластинкой, выменянную у знакомого бизнесмена.
Максим крутой меломан, собирает виниловые пластинки с записями рок-н-ролла шестидесятых и семидесятых годов. У сына одна из лучших коллекций в Москве. Субботин протянул сыну пластинку Элвиса, выпущенную ещё при жизни короля, в семьдесят первом году. Новенькую пластиночку, не пиленную. Даже трудно сказать, сколько стоит такая на черном рынке. Максим не выразил восторга. Равнодушно положил пластинку на стол, даже не вынул из пакета. Значит, плохо дело с парнем.
Субботин допил коньяк и почувствовал себя лучше.
Вот оно, лекарство против страха. Он прошел в конец коридора, заглянул в комнату Максима. Тот сидел в кресле, курил, уставясь глазами в телевизор. Субботин тихо закрыл дверь, вернулся в кабинет. Он снова сел за стол, набрал номер самого проверенного, самого лучшего телохранителя, какого знал. Начальника своей службы безопасности Бориса Чеснокова, в прежние времена работавший в девятом управлении КГБ. Субботин сказал, чтобы Чесноков немедленно приехал к нему домой.
Начальника службы безопасности не пришлось долго дожидаться.
Через полчаса Субботин открыл дверь Чеснокову и, проводив его в свой кабинет, включил тихую музыку. Не дай Бог супруга Татьяна Евгеньевна услышит обрывки мужского разговора. Усадив Чеснокова в кресло, Субботин, расхаживая по комнате, обрисовал ситуацию.
Один негодяй по фамилии Тарасов знает о жизни Субботина некоторые пикантные подробности, которых знать не должен. Тарасов вымогает у него деньги. Астрономическую сумму Субботин называть не стал, цифры Чеснокову знать необязательно. Дураку набитому понятно, что пикантные подробности из жизни Субботина и десятой и сотой доли этих денег не стоят.
Субботин продолжал говорить, оживленно жестикулируя.
Милицию в разборку вмешивать нельзя. Нужно все решить своими силами. Этот шантажист в далеком прошлом неплохой боксер, увлекался стендовой стрельбой. Короче, опасный тип. Субботин обрисовал, куда он должен прибыть завтра с деньгами. Он внимательно посмотрел на Чеснокова.
– Сможешь это сделать?
Тот поправил галстук и равнодушно пожал плечами.
– Почему нет? Сделаем.
Чесноков, покусывая губу, о чем-то задумался. Субботин сходил на кухню, вернулся с новой бутылкой коньяка. Чесноков от выпивки отказался. Субботин проглотил рюмочку, закусил куском соленой рыбы. Теперь он чувствовал себя прекрасно. Страх, парализовавший его час назад, бесследно исчез. Он был готов к бою.