Амнистия
Шрифт:
Локтев стал тасовать карточки личного учета, внимательно вглядываясь в фотографии бывших спортсменов. Не этот, не этот и не этот. Черт побери. Здесь нет ни одного Марата. Он поднял глаза на Сазонова.
– А нельзя мне с тобой сходить в архив? Сам бы посмотрел на ваших спортсменов, выбрал кого надо, без лишней мороки.
Сазонов печально покачал головой. Он сник, как нежный цветочек на ветру, испугался, что останется без обещанного вознаграждения в триста зеленых.
– Архивом заведует противная баба, настоящая вонючка. Я её сам боюсь. Тебе туда нельзя.
Он показал пальцем на карточки.
– Клевые парни. Почему эти не подходят?
– Этот и этот, – Локтев отложил в сторону две карточки. – Они не фотогеничны. Не тот типаж. У этого фамилию выговорить невозможно: Курдзюмтский. Ну, что это за фамилия? Короче, надо других кандидатов посмотреть. А вот у этого, вот написано, только шесть классов образования.
– Про образование ты ничего не говорил.
– Думал, это и так понятно, – парировал Локтев. – Шесть классов – это просто неандерталец. А наш герой он в какой-то степени интеллигент. Он время от времени читает газеты, вытирает зад не газетой, а туалетной бумагой, и пишет почти без ошибок. Таков социальный портрет нашего спортсмена. Таков его статус.
– Эти придурки спортсмены газет не читают, – проворчал Сазонов. – И чем они вытирают свои широкие задницы, мне не докладывают. Но лично я думаю, что вытирают пальцем.
Он собрал со стола карточки, выпил воды и исчез. Локтев выкурил подряд две сигареты и от нечего делать стал отгадывать кроссворд. Но кроссворд оказался слишком трудным. Тогда Локтев снял с бутербродов увядший сыр и съел его, запивая водой. Затем размял пальцами хлеб и слепил из мякиша фигурку лошади.
Он уже почти закончил ваять лошадиный хвост, когда Сазонов снова вырос на пороге кабинета, и потряс зажатой в руке стопкой новых учетных карточек. Он сел напротив Локтева, вытер сухой лоб платком, давая понять: ты, брат, меня совсем загонял.
Но Локтев уже не обращал внимания на выразительные жесты пресс-секретаря. Склонившись над столом, он разглядывал физиономии бывших спортсменов. Черт, опять мимо. Марата нет как нет. А может этот хмырь вовсе не штангист, даже не спортсмен в прошлом? Просто раздобревший качок с закрепощенными мышцами? Локтев отложил в сторону пару карточек.
– Эти условно подойдут, – сказал он. – Отвечают требованиям. А эти нет. Этот какой-то женоподобный, педерастическая внешность. И брови выщипанные. Наш журнал не для голубых, а для настоящих мужиков. Которые брови не выщипывают. И у которых волосы растут, где им положено расти. Этот вот совершенно лысый. Не надевать же на него курчавую накладку? У этого вместо носа какой-то наперсток. А у этого мне глаза не нравятся. Жуликоватые глаза. С таким один трамвай лучше не садиться.
Сазонов, терпение которого уже заканчивалось, чуть не застонал. Локтев переписал в блокнот адреса и телефоны кандидатов, якобы отобранных для серии очерков, вернул карточки пресс-секретарю. Сазонов недовольно выпятил нижнюю губу.
– Последний раз схожу, – сказал он. – Меня больше в архив не пустят. Да и кандидатов осталось – с гулькин хрен. Я уже выпотрошил весь архив.
– Третья попытка – самая удачная, – ободрил пресс-секретаря Локтев.
Сазонов появился, когда его гость закончил отгадывать тот самый трудный кроссворд, от которого недавно отступился. Локтев как воду глядел. Третья попытка действительно оказалась удачной. Он взял у Сазонова карточки и чуть не ахнул. С фотографии три на четыре на него глядел Марат Геннадьевич Кислюк. Собственной персоной. Что ж, собачий нюх и интуиция есть не только у профессионального сыщика Журавлева.
– Вот, этот в самую точку, – Локтев показал пальцем на фотографию Кислюка. – Наш человек.
– По-моему, этот как раз не годится. Я его карточку так взял, в нагрузку. Не морда, а шайба. И фамилия корявая – Кислюк.
– Зато физкультурный институт закончил, – защитил Кислюка Локтев. – Дважды выигрывал спартакиады. Серебряный призер. И фамилия ничего, подходящая. Звучит даже.
Локтев переписал в блокнот адрес и телефон Кислюка и показал пальцем на стол пресс-секретаря, посередине которого лежала толстая стопка гостевых приглашений на чемпионат Москвы по бодибилдингу.
– Я в твое отсутствие полюбопытствовал, что за приглашения, – сказал Локтев. – Можешь дать парочку?
– Это можно. Среди качков вы наверняка найдете себе подходящих героев.
Пресс– секретарь презрительно усмехнулся, давая понять, что бодибилдинг он за спорт не считает. Он отвернулся к столу, взял два приглашения, сложил их пополам, нашел парочку фирменных конвертов.
Пока пресс-секретарь возился с приглашениями, Локтев ногтями пальцев ухватил за краешек фотографии Кислюка, острожно потянул её наверх. Карточка, прихваченная каплей сохлого конторского клея, легко отошла от картона. Локтев спрятал фото в карман рубашки, учетную карточку Кислюка сунул с середину стопки.
Сазонов обернулся, протянул Локтеву два приглашения в синих фирменных конвертах и на прощание пожелал творческих успехов. Локтев застегнул папку и положил на стол сто долларов. Сазонов почувствовал себя бессовестно обманутым. Он обиделся, даже перешел на «вы».
– Вы же обещали триста.
Локтев заупрямился и тоже перешел на «вы».
– А вы обещали, что найдете мне десяток кандидатов, не меньше. Десяток. А я нашли только четверых. Да и те слова доброго не стоят. О таких бугаях не очерки писать, их в колхоз отправлять надо. Вместо лошадей навоз на них возить.
Локтев сухо откланялся и ушел.
Сазонов, оставшись один в кабинете, сунул деньги в кошелек. Он погрустил пару минут, но утешил себя тем, что день сегодня пустой, а сотня – хороший гонорар за два часа не слишком хлопотной работы.
Глава девятнадцатая
Локтев, томимый тревожным предчувствием, пришел на Ленинградский вокзал раньше времени. До прибытия поезда «Санкт-Петербург – Москва» оставалось ещё добрых полчаса.
Он послонялся взад-вперед по мокрому перрону, замерз, промок и отправился в вокзальный буфет. Там он съел эклер с кремом, напоминающим маргарин, выпил стакан обжигающего кофе, пахнувшего овсом и пережаренными желудями.
Локтев, надвинув на лоб козырек бейсбольной шапочки, стоял у круглого пластикового столика, осматривал через мокрую витрину панораму вокзала и мучился неизвестностью. На стекло летели дождевые брызги, по громкоговорителю объявили, что поезд задерживался на четверть часа. И Локтев, поставив перед собой ещё один стакан желудевого напитка, успокаивал себя тем, что после вчерашнего неожиданно удачного визита в Госкомспорт его страдания, наконец, подходят к закономерному финалу. Сегодня вечером он встретится с Руденко и выложит ему все, что знает. Опер начнет действовать.