Амнистия
Шрифт:
Наконец, он выбросил окурок и тронул Осипова за коленку.
– Так вы и в прошлом году шли, этим же маршрутом? Сколько было лодок?
– Точно так шли, – кивнул Осипов. – Тут одна дорога из поселка. А лодки было три. Одна моя и две я у мужиков попросил. За деньги, напрокат.
– У нас время есть, ты рассказывай все по порядку, – сказал Журавлев. – Все, как было, толком расскажи. Ведь тебе деньги заплачены, не фантики.
– Дело началось в апреле прошлого года, – начал Осипов. – Приехал ко мне Максим Тарасов. С Тарасовым ещё несколько лет назад меня брат познакомил, упокой Господи его душу. Они с братом боксом занимались. Друзья вроде как. Тарасов часто ко мне заглядывал, уважал нашу рыбалку. Говорил, другой такой в России нет. Так вот, приехал Тарасов, а вместе с ним два парня. Остановились у меня. Только в тот раз они не больно рыбалкой интересовались. Привезли три большие сумки и неотлучно сидели возле этих сумок в моем доме. Я так понимаю, в сумках деньги лежали.
– Ждали кого?
– Точно, – кивнул Осипов. – Ждали, когда из Москвы мой брат привезет какого-то Зеленского, его я первый раз тогда увидел, и Субботина. А вот Субботина я и прежде знавал. Он большой человек в Москве, очень богатый. Тоже на рыбалку сюда ездил. Короче, Тарасов со своими друзьями ждали Субботина три дня.
– Тарасова с Субботиным твой брат познакомил?
– Да, брат познакомил. Где-то за год до этих событий. Это когда Субботин сюда первый раз приезжал. На разведку, искал рыбные места. Вот тогда Субботин с Тарасовым и познакомились. Ну, Субботин, мой брат и ещё компания, человек шесть, приехали. Но не поездом, на двух иностранных машинах. Утром дело было. Приехали утром, и весь день Субботин, Зеленский, Тарасов со своими друзьями просидели на моей веранде. Не в карты играли. Деловой разговор промеж них был. Ни меня, ни брата к разговору не допустили. Гоняли в магазин три раза. Водки им брал и закуски, какая была.
– Субботина как зову?
– Вадим Юрьевич.
– Чем он в Москве занимается?
– Почем я знаю, – пожал плечали Осипов. – Знаю только, что он богатый.
– И дальше что было?
– А дальше на рыбалку собрались.
– А сумки где остались?
– С собой взяли. Тарасов и его товарищи несли.
– Значит, действительно, хорошо выпили, если сумки с собой потащили, – сказал Журавлев.
– Когда выходили из поселка, был вечер, уже темнело, – свободной рукой Осипов поскреб затылок. – Я им сказал, что не ко времени едим, лучше на утро рыбалку перенести. Но кто меня слушать станет? На дорогу в моем доме дернули ещё по стакану. Тут на лодке до острова полчаса ходу, если на моем моторе. Короче, приехали. Там избушка стоит рядом с берегом. Возле неё костер разложили. Друзья Тарасова на берегу остались, и все сумки с ними. А Субботин, тот из лодки даже вылезать не стал. Говорит Тарасову: поехали прямо сейчас со мной на рыбалку, в лодке закончим разговор. Тот сел, мы отчалили.
Теперь Лирическое настроение исчезло и у Локтева. Журавлев смотрел себе под ноги. Он вытащил из кармана и распечатал другую пачку сигарет.
– О чем был разговор?
– Ну, Субботин спрашивал Тарасова: зачем твоим деньгам в карельской сырости гнить? Мол, пустим их в Москве в оборот. Через год вдвое больше иметь будешь. Тарасов вроде соглашался. Но какие-то сомнения, кажется, в душе оставались.
– Кто ещё был в лодке? – спроси он.
– Я, Тарасов, Субботин и ещё два его парня, – ответил Сергей Николаевич. – Здоровые, мордастые. Вроде как они охранники Субботина. Я на моторе сидел, где сейчас. Вот у меня под ногами топор лежит. Такие топоры есть в каждой рыбацкой лодке. Щуку глушить. Когда из воды рыбину вытаскиваешь, нужно её башке топором огреть. Так вот, они взяли два спиннинга. Отъехали от острова недалеко, примерно на километр. Субботин сказал: хочу здесь попробовать. Закинул один раз, другой. А Тарасов тоже взял спиннинг, стал с другого борта забрасывать.
– А те ребята, ну, охранники, что в это время делали?
– Они на носу сидели, курили. Когда Тарасов тянул спиннинг, Субботин поднял топор и обухом ему по затылку звезданул. Тарасов чуть за борт не вывалился. Короче, они его положили на дно, а ноги на сидение. А потом эти охранники по очереди прыгнули ему на ноги. Ну, поломали. Меня только спросили: нет ничего тяжелого, к телу привязать? Я говорю, нет. Кабы знал, взял камень. Тогда они тело подняли и скинули за борт. Он под воду и ушел. Это все вон там случилось, недалеко от того острова.
Осипов вытянул руку и показал пальцем в сторону, где всходило солнце.
– У них что, оружия не было?
– Наверное, было оружие. Но если стрелять в лодке не воде, слышно далеко. Могут рыбные инспектора услышать. Вот они и решили топором дело кончить…
Локтев слушал рассказ Осипова и угрюмо молчал. Журавлев протянул истопнику раскрытую пачку сигарет. Тот вытащил сигарету, но не прикурил, а сунул её за ухо. Журавлев спрятал пачку в кармане и сказал:
– Неувязочка у вас вышла. Тарасов-то жив остался.
Осипов усмехнулся и недоверчиво покачал головой.
– Быть такого не может. Он, как камень, на дно пошел. Да и ноги у него сломаны. Тут и здоровому человеку не вплыть. Судорогой мышцы сводит, такая уж вода здесь, ледяная. Нет, быть не может.
– Вот тебе и не может, – сказал Журавлев. – Жив он.
Осипов покачал головой, сдвинул кепчонку на лоб и почесал затылок. Это ожесточенное почесывание затылка, как догадался Локтев, означало одно: напряженную работу мысли.
– А что в это время на острове происходило? – не отставал Журавлев.
– Не знаю, что в это время происходило, – Осипов пожал плечами. – Только когда мы вернулись, этот парень высокий, как там его, Рама Яновский уже мертвый лежал. У самой воды лежал. Они ему обухом топора всю физиономию раздолбали. В кровавую лепешку. Чтобы не узнать было. А второй, Алтынов, тот ещё жив был. У него тоже вся морда была топором разбита. Но он ползал по берегу, скулил от боли. Пока ему глотку перочинным ножом не перерезали. Сунули мне в руки лопату: копай могилу. Я выкопал одну могилу на двоих. Темно было. Они мне фонарями светили.
– Кто Алтынову глотку резал?
– Не я. И не брат. Он близко не подходил. Я не видел, кто резал. Возможно, Зеленский резал. Смотрю, а парнишка уже того… Уже холодный. Весь берег в крови был. И песок и трава. Той ночью дождь прошел сильный, все водой и смыло. И следующие дни все дождливые были. Я тогда на Онегу почти месяц не ходил. Потому что дождь не кончался.
– И дальше что?
– Ничего, – сказал Осипов. – Мне налили стакан, сами выпили. Ночевать на острове не остались. Сели по лодкам и в обратную дорогу. В избе у меня заночевали. А утром расселись по машинам и уехали. И брат с ними уехал. Мне денег оставили. Не то, чтобы много. Но я на эти деньги потом целых полтора месяца жил.
– Сумки они с собой забрали?
– Само собой, забрали, – Осипов вытер рукой намокший простуженный нос. – А я при деньгах остался. Для вас, москвичей, может, это деньги небольшие. А у нас деньгам другой счет. А тогда купил новый винт на мотор, а уж водки…
Он, видимо, хотел продолжить рассказ о материальном вознаграждении и о том, как знатно он истратил деньги, с каким вкусом пожил на них долгий беззаботный месяц, но путь подошел к концу. Остров быстро приблизился. Высокие корабельные сосны нависали над самой водой, стал хорошо виден пологий песчаный берег, откос над ним. Лодка сбавила ход. Локтев посмотрел за борт. Такая чистая вода, что на пятиметровой глубине, на песчаном дне ясно видны огромные, величиной с грузовик, серые валуны.