Амок
Шрифт:
– Убрать все следы и подготовиться к бою! – распорядился Гудас.
В считанные минуты Скалы Ласточкиных Гнезд опустели и затихли. Только буруны ревели на рифах да кричали саланганы. Птицы настолько осмелели, что присаживались на деревья, прикрывавшие корму «Саардама». И старый Гудас был им за это очень благодарен.
Миноносец приблизился, даже повернул к берегу, но пенистые буруны предупредили его, что сюда подходить нельзя. Вокруг было безлюдно; только птицы со щебетом перелетали с ветки на ветку.
Могло ли кому-нибудь прийти в голову, что тут прячется большой корабль, что двести глаз напряженно наблюдают за каждым движением миноносца? И он отправился дальше.
В последующие несколько недель видели только одно парусное судно и один пароход, да и те далеко на горизонте. Быть может, и это был голландский военный корабль, рыскавший вокруг Явы, но после первой удачи его появление не тревожило команду «Саардама».
Работы шли своим чередом. Медленно, ящик за ящиком, поднимались наверх винтовки, патроны и пулеметы. Долго спорили, снимать ли корабельные пушки. Одни доказывали, что «Саардам» с его четырьмя небольшими пушками все равно не сможет вступить в бой с военными кораблями, а на земле пушки пригодятся. Другие – что их и на земле не удастся использовать, так как не хватит сил перетащить такую тяжесть через горы. Хорошо, если доставят наверх все винтовки, пулеметы и патроны, а четыре пушки все равно не решат судьбу войны. На корабле же они могут понадобиться против миноносца. Третьи предлагали разделить пушки: две оставить на корабле, а две выгрузить.
Впрочем, приниматься за это было рано; даже ту часть оружия, что выгрузили на берег, некуда стало девать. Грот, по которому в первую ночь пробирался Сидан с товарищами, был уже полон. Заполнили оружием и несколько соседних небольших трещин. А между тем трюмы не освободились еще и на одну треть. Пришлось подумать о том, где найти более подходящий склад.
Стали каждый день посылать по нескольку человек на разведку, на поиски удобной пещеры. Обследовали все ближайшие горы, но не так-то легко было выполнить эту сложную и ответственную задачу.
Во время одной из таких экскурсий потеряли товарища…
Группа из пяти человек заблудилась в горах. Кружили полдня, устали, проголодались и наконец очутились перед пропастью, растянувшейся далеко вправо и влево. Нужно было обходить ее, но с какой стороны? Решили послать двух человек в оба конца на поиски дороги. Однако идти никому не хотелось, все устали, и тогда Гоно, тот самый забулдыга, в котором проснулась совесть во время захвата «Саардама», вызвался пойти добровольно.
– Молодец, Гоно! – похвалили его спутники. – Ты настоящий товарищ! Ну, а другому придется идти по жребию!
Так двое ушли в разные стороны. Через полчаса послышался выстрел с левой стороны, куда направился один из них, а это означало, что дорога найдена. Начали стрелять, чтобы вернуть Гоно, но – никакого ответа. Отправились искать его.
– Вот тебе и выгадали! – ворчали повстанцы. – И шагать зря приходится, и как бы не случилось с парнем несчастья.
Стреляя время от времени, они шли до тех пор, пока не увидели на остром узком обрыве пропасти кусок рубашки Гоно.
Дело ясное: несчастный упал в пропасть.
Чтобы успокоить совесть, постреляли еще. Хотели найти труп, но дна пропасти даже не было видно. Так и вернулись ни с чем…
Когда на корабле узнали о несчастье, товарищи пожалели Гоно:
– Много за ним грехов водилось, но оказался душевным парнем. Сразу перешел к нам, хотя этого от него и не ждали. Жаль его, очень жаль…
II. ПО ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЯВЕ
Поезд медленно двигался на восток. Дорога поднималась, петляла, обходила горы, пересекала долины. По сторонам ее – то засаженные рисом террасы, то широкие долины, разделенные, будто шахматная доска, на «савехи» (участки). И везде, как муравьи, – люди: идут пешком рядом с поездом, толкутся на станциях, копошатся на полях, ютятся в своих кам-понгах…
Высота местности – больше тысячи метров, поэтому, несмотря на полдень, жара слабее, чем обычно в этих краях. Вот Бандунг, главный город резидентства Преангер. Он же главный во всем мире по производству хины. Это растение, вывезенное из Северной Америки, чувствует себя здесь очень хорошо. Все горные террасы засажены хинными деревьями. Одни только что посажены, другие подрастают, а третьи уже достигли своих восьми лет, и их рубят, обдирают кору и везут на фабрики.
В вагоне первого класса едет человек пятнадцать пассажиров и среди них знакомый нам мингер ван Дэкер, уважаемый представитель фирмы ван Бром и К0 в Амстердаме. Напротив него сидит круглый голландский плантатор и дает обстоятельные советы:
– Вы немного опоздали, мингер ван Дэкер. Условия теперь значительно ухудшились. Землю очень трудно найти. Возможно, лишь где-нибудь в диком уголке, вдали от железной дороги.
– Наша фирма намерена широко поставить дело, – важно ответил ван Дэкер. – Она не остановится даже перед тем, чтобы построить собственную железную дорогу.
– Вот такие предприятия нам и необходимы! – подхватил сосед, судя по внешнему виду, какой-то значительный голландский чиновник. – Нужно нести культуру в глубь страны. Есть еще много уголков, куда не достигла цивилизация и где не знают, какую пользу приносит туземцам голландская власть!
– Положение ухудшилось и с другой стороны, – продолжал плантатор. – За последние шесть – восемь лет появились такие настроения, о которых прежде никто даже не подозревал. Образовались какие-то союзы, организации, партии… Можете себе представить, как все это влияет на здешнее население!
Ван Дэкер взглянул на скамейку, где сидели представители «здешнего населения» – молодая красивая яванка в шелковом саронге и человек, одетый настоящим европейцем, но оба босые. Они тоже разговаривали между собой по-голландски.
Плантатор заметил этот взгляд и усмехнулся:
– Не бойтесь! Не о таких идет речь. Это представители высшего культурного класса. Они и сами понимают, о чем я говорю.
К яванцам подошел блестящий голландский офицер, и началась веселая беседа. Яванка поблескивала глазами, обмахиваясь веером; ее босой кавалер шутил с офицером, как с равным себе.