Аморальные рассказы
Шрифт:
Уже несколько дней они играли только так. Первое его смятение прошло; он уже привык. Мог бы, конечно, прервать игру, если бы не возникшее желание понять: она ведет себя так намеренно или неосознанно? Этот финальный контакт между их гениталиями был для нее безотчетным, порождением темного инстинкта, или осознанной шалостью дерзкой кокетки? Поиски ответа на эти вопросы принимали характер навязчивый и мучительный. Таким образом, при многократном повторении игры он каждый раз неизменно надеялся прояснить для себя ситуацию. Впрочем, было непонятно — удастся ли ему получить достоверный ответ.
Вчера он решил окончательно отказаться от поисков однозначного ответа — пусть это и грозило оставить непроясненным сам предмет расследования, — начав в последний миг выставлять руку, препятствуя полному (насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах) контакту.
А теперь девочка поставила его перед неизбежным выбором: играть, как того хочет она, то есть она будет хватать своими губами его член, или вообще не играть. После некоторого размышления, она наконец высказала свою претензию, но, похоже, только для того, чтобы услышать, что он ей на это ответит.
— Я согласен играть, но отныне и впредь хочу играть именно так: свою руку буду класть между тобой и мной.
Девочка сию же секунду, ну точно, как проститутка, договаривающаяся с клиентом, решительно отрезала:
— Тогда я больше не играю.
Марко решил разъяснить:
— Я кладу руку между тобой и мной потому, что ты нечаянно можешь меня ударить и сделать мне больно.
Это его объяснение девочка восприняла всерьез и, в свое оправдание, с обычной двусмысленностью спросила:
— Больно? Почему будет больно?
— Эти части тела — самые чувствительные. Разве ты не знаешь? Сделать больно там очень легко.
— Настоящая правда в том, что тебе не хватает смелости, — с внезапной и жестокой откровенностью сказала девочка.
Марко подумал: вот она и попалась, может, теперь опомнится. И любезно переспросил:
— А для чего, по-твоему, мне не хватает смелости?
Несколько поколебавшись, она уклончиво и не без сарказма ответила:
— Да для того, чтобы испытать небольшую боль в чувствительных местах.
Потом, немного помолчав и переходя на фальцет, передразнила его:
— Будь осторожна, ты можешь сделать мне больно в чувствительных местах.
Помолчала еще и вдруг совершенно неожиданно бросила ему в лицо:
— Знаешь, кто ты на самом деле?
— Кто?
— Сексуальный маньяк.
Это уже оскорбление, подумал Марко, вдобавок и брошенное с намерением обидеть; и, тем не менее, он заметил в голосе девочки некоторую неуверенность и непонимание смысла произнесенных слов.
— А по-твоему, что это такое — сексуальный маньяк? — не замедлил он спросить у нее.
Девочка смущенно на него посмотрела; ясно — ни сном ни духом. Марко очень тихо сказал:
— Вот видишь, не знаешь.
— Да, не знаю, но так о тебе всегда говорит мама. Раз она так говорит, значит, это правда.
Делать нечего, подумал Марко, девочка более ловкая, чем он: опять ускользнула от него. И примирительно произнес:
— Ладно, поиграем еще как ты хочешь. Но это в последний раз. Больше я не хочу.
— Молодец, так-то лучше; увидишь, я не сделаю тебе больно, — обрадованно произнесла она.
Затем она приподняла платье и, усаживаясь верхом на его колени, подняла сперва одну ногу, потом другую, бесстыдно, но без осознанного вызова оправила платье и сказала:
— Ну, ты готов?
— Давай.
Девочка заскакала с победным криком, затем заскользила вдоль его ног.
При «спуске» Марко хватило времени представить, будто с высоты птичьего полета, непрерывную череду событий, которые будут происходить с девочкой до самой ее старости: живя рядом с ним, она растет, взрослеет, становится его любовницей, и между ними навсегда исчезает то, что вот-вот произойдет сейчас.
Теперь он понял, что истина всех этих дней состояла в бесконечном, неограниченном — пока не осуществится — искушении обоих. Вполне возможно, что девочка хотела только играть; но игра состояла и в том, что он должен был вести себя так, будто это вовсе не игра. И это соображение, точнее озарение, пришло к нему только теперь.
В тот самый миг, когда бедра девочки прикоснулись к его бедрам, он сунул руку, чтобы разделить их. А она сразу слезла с его колен и закричала:
— Так не считается, не считается. Я с тобой больше не играю.
— А с кем ты будешь играть, если не со мной?
— С мамой.
Таким образом, она продолжала ускользать от него; ему это казалось даже в те мгновения, когда она, прижимаясь к нему, ставила его в неловкое положение.
Он пришел в раздражение:
— Играй с кем хочешь.
— Да, а ты — трус.
— Потому, что я боюсь, что ты мне сделаешь больно, так да? Ладно, я боюсь. И что из того?
Но девочка, уже задумалась о другом. Внезапно она предложила:
— Сыграем в другую игру.
— В какую?
— В прятки: только чур ты будешь меня искать. Я спрячусь, ты закроешь руками глаза и не откроешь, пока не скажу.
— Хорошо, будем играть в прятки, — вздыхая, согласился Марко.
— Я пошла прятаться. Не смотри! — убегая, прокричала девочка.
Он закрыл руками глаза и стал ждать. Прошло бесконечное время, каждая секунда казалась целой минутой. Вдруг он почувствовал у своего рта губы и чужое легкое дыхание, смешивавшееся с его. Он продолжал держать руки на глазах, а те губы начали осторожно прикасаться к его рту, двигаясь из стороны в сторону, справа налево: постепенно и расчетливо они увлажняли и постепенно открывали ему рот. Он подумал, что на этот раз нет никаких сомнений: девочка — монстр с преждевременно развитой и извращенной сексуальностью, а их «любовная интрижка» превращается уже в самую настоящую, мало того — неизбежную. Тем временем губы отодвигались и придвигались, и теперь чужой язык метался в поисках входа в его рот. В конце концов плотный и острый язык легко форсировал вход между его зубами и целиком проник внутрь. Не открывая глаз, он бросил руки вперед и ощутил не хрупкую спинку девочки, а большие и полные плечи своей жены.