Ампер
Шрифт:
Наконец, 11 июля Коллеж окончательно высказался за Ампера.
Ампер спешит уведомить о своей радости сына: «После моего последнего письма мои дела сильно изменились. Теперь мне недостает только тебя, чтобы быть вполне счастливым… Мне сказали, что министр дал распоряжение составить ордонанс о моем утверждении; возможно, что он будет подписан королем в ближайшую пятницу.
Сообщи об этом скорее Балланшу и всем, кто принимает участие во мне… Эту зиму я буду читать экспериментальную физику во Французском коллеже. Мне думается, что для меня будет огромной радостью, если ты будешь слушать мой курс».
В Коллеже Ампер возглавляет кафедру общей и экспериментальной физики.
Итак,
Столь же восторженную характеристику Максвелл дал основному произведению Ампера об электрических явлениях: «Сочинение его совершенно по форме, недосягаемо по точности выражений и дает в результате формулу, из которой можно вывести все явления, представляемые электричеством, и которая навсегда останется основной формулой электродинамики».
Ампер сам прошел от начала до конца весь путь, который открыли перед ним эксперимент Эрстеда и его собственные опыты. Он пишет сыну в Копенгаген: «Ты не забудь повидать господина Эрстеда; ты ведь знаешь, что именно он открыл путь, по которому я пошел».
Мелкие интриги, связанные с избранием нового академика на освободившееся со смертью Френеля место, возмущают Ампера. Личные интересы заслоняют для многих подлинно научную ценность кандидатов. Торгашеский дух буржуазии периода Реставрации, погоня за ложным блеском титулов, за наградами от Бурбонов, которых трагическая насмешка истории снова на краткий срок поставила у власти, находят себе место и в научной среде. Один за другим уходят в могилу гиганты французской науки, оживленной великой революционной бурей. Эпоха безвременья порождает пигмеев. И много нервов тратит Ампер в борьбе с ними за людей подлинной науки, какими являлись Савар и Беккерель. Неуклонно завершает он свои исследования, кладя последние штрихи на сверкающее гением полотно созданной им новой замечательной отрасли физической науки. Кончалась та полоса жизни Ампера, которая сделала его имя бессмертным в веках; полоса, насыщенная подлинным и чистым научным горением великого человека, измученного и истомленного буржуазной алчностью и темной реакцией быта Реставрации.
Потомство чтит Ампера как пионера-исследователя неизведанных тайн природы, «Ньютона электричества». За восемь лет он создал великолепную теорию, сочетающую опыт с математической разработкой.
Он довел ее до конца; в таком виде она не могла уже вместить в себе новых — индукционных — явлений тока.
Но целый ряд ученых середины XIX века идет по пути, намеченному Ампером. Среди них мы находим имена Вебера, Ф. Нейманна, К. Нейманна, Видемана, Бертрана, выдающегося русского физика Ленца и других. В творениях Максвелла линия, начатая Ампером, сольется с путем, который проложил великий Фарадей, — обогащенная многообразными данными опыта, непрерывно накоплявшегося с первых шагов практического приложения электричества, возникнет современная электродинамика, база мощной и разнообразной по своим практическим применениям электротехники.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ВЕЛИКАЯ жизнь, так искренно и так плодотворно отданная науке, приближалась к концу.
Последние
Начиная с 1824 года, здоровье Ампера, никогда не бывшее особенно крепким, сильно пошатнулось. Разлука с сыном, интриги, сопровождавшие выборы Ампера во Французский коллеж, переутомление, вызванное выполнением неприятных и хлопотливый обязанностей инспектора, постоянные материальные невзгоды подрывали его силы. Ко всему этому присоединилось тяжелое горловое заболевание, — первое предостережение грозного недуга, горловой чахотки, предрасположение к которой было у Ампера наследственным.
По настоянию одного английского врача была произведена болезненная операция — удаление гланд, не принесшая, впрочем, значительного облегчения.
Сын, приехавший из Италии, был поражен болезненным видом отца, его меланхолическим настроением. Возвращение горячо любимого сына и врачебный уход на короткое время, казалось, вернули Амперу нравственную и физическую бодрость. Он возобновляет чтение лекций в Политехнической школе и в Коллеже.
Но в это время его постигает новый удар. Совершенно неожиданно Ампер получил уведомление, что министр внутренних дел считает целесообразной его отставку. Мотивировалось это невозможностью совмещения должности профессора Политехнической школы с функциями инспектора. В действительности же место инспектора, занимаемое Ампером, предназначалось для какого-то протеже самого королевского цензора, епископа Френсину. Последний только-что получил пост министра культов и спешил облагодетельствовать свою родню и друзей.
Возмущенный этой несправедливостью, не зная закулисной стороны интриги, Ампер обратился с письмом к министру.
Выражая удивление по поводу внезапно потребованного от него прошения об отставке и указывая, что все его попытки лично объясниться с кем-либо из высших чиновников были отвергнуты, Ампер заканчивает свое письмо такими словами: «Каковы бы ни были мотивы, руководившие лицами, потребовавшими моей отставки, я отнюдь не смею ими интересоваться. Но сохранение за мной звания почетного инспектора свидетельствует, что с моей стороны никакое нарушение моих обязанностей не имело места».
Этот произвол не только задел самолюбие Ампера, но и пагубно отразился на его бюджете. Он лишил его средств для продолжения научных исследований. «Я не могу перенести даже и мысли, — делится он своим отчаянием с сыном, — что мне сразу придется вести два курса, нельзя будет производить новых исследований в области физики и отказаться от опубликования задуманных мною работ…»
В довершение всех этих печальных событий сестра Ампера, ведшая его скромное хозяйство в Париже, призналась, что она в продолжение пяти лет задолжала свыше 11 тысяч франков. Об этом долге она не решалась сказать, оберегая покой брата. В свою очередь, и сам Ампер, неосмотрительно давший свою подпись под весьма ненадежным векселем, трепещет при мысли о скандале в профессорском кругу; если этот документ будет опротестован, — неизбежен пуск с молотка всего его скромного достояния.