Амулет Паскаля
Шрифт:
— Она такая, как каждый сам себе представляет. В зависимости от того, кто ты такой и чего хочешь.
Слишком неопределенно, как по мне.
— Это — мечта о свободе… И… о том, чтобы каждая семья могла приготовить к праздничному столу курицу.
Это уже ближе к конкретике.
— А я мечтаю выиграть в лотерею кучу денег. И — не работать!
Я
На пути в Огайо — городок Париж. Остановите автомобиль, крейзи Боб (старый водитель, «Иван Сусанин», который завозил меня туда, где не ступала нога человека), я сойду!
…Луисвилль. Цинциннати.
Меня начинают раздражать наглухо закрытые окна гостиниц. Только — кондиционер. А если я хочу глотнуть свежего воздуха? Стеклянные стены. Стеклянная жизнь…
Пустые улицы. Чернобыль. Тихо. Нет детей, играющих на улице, — все вынесено за город. Во дворы картонных домиков.
Ужин в семье искусствоведа Рона. Тигровые креветки, бараньи ребрышки, сыр в шелковичном сиропе, хрустящие блинчики с мясом, телячьи тефтели, самодельные чипсы. Куча людей со всей округи. «Мы так волновались, — объясняет мачо Рон, — что позвали всех своих друзей, чтобы поддерживать беседу!» Замечательная, живая вечеринка. Я дарю очки подруге Рона — Лизе. Бессвязица. Виски…
Все равно просыпаюсь в пять двадцать семь…
Смотрю в окно. Варю кофе…
…Кентакки. Именно КентАкки, а не Кентукки, как говорят у нас! Из Цинциннати пришлось заказать машину, ведь до фермы в соседнем Огайо, где назначена «дружеская вечеринка на пленэре», без надежного водителя добраться невозможно.
Мы поднялись на живописный холм, потом спустились в долину и снова — холм. И так несколько раз — американские горки на лоне природы. Долины и холмы окружены лесом.
— Это частные владения. Сейчас доедем, — успокоил меня шофер и вскоре вывез на открытую площадку, аккуратно засеянную — стебелек к стебельку — будто пластиковой, травой.
Беленький коттедж и расставленные кружком такие же белоснежные столики на зеленом живом ковре — все выглядело, как «усадьба Барби».
«О-о! — Хай! — Найс мит… — Хау ар ю… — Вел-вел!»
— Дженифер…
— Джейк…
— Сьюзен…
— Генри…
— Чак…
— Элизабет…
— Мэтью…
Их
Посреди площадки со столиками стояло нечто вроде мангала: в глубоком медном чане «дозревала» кукурузная каша, а рядом шипела огромная сковорода с тушенным в ароматных приправах мясом. Наконец я увидела обычную деревенскую еду.
Сначала — святое! — меня накормили. Я даже позволила себе не разговаривать.
Пока я добиралась на эту «художественную ферму», хозяева тоже проголодались. Был слышен лишь щебет птиц, звон бокалов и звяканье вилок. А потом послышался шелест шин. Еще один гость…
С жары перебрались в уютную мастерскую — сюда подали кофе. Я почувствовала, что засыпаю. Голоса доносились будто издалека. Говорили о Дега. Недавно Джейк, хозяин мастерской, приобрел на аукционе одну из копий «Юной танцовщицы». Со священным трепетом он внес в комнату маленькую черную фигурку девочки с округлым животиком и трогательно поставленными в балетном па ножками. Юбочка и лента в волосах — из ткани. Очень похожа на оригинал в вашингтонском Музее искусств.
Заспорили о том, что такое кич, является ли плодотворным современный авангард, о национальном и космополитическом искусстве, о взаимном влиянии культур, о вечной проблеме местной интеллигенции — сегрегации и последствиях ку-клукс-клана и т. д.
Мои глаза превратились в два стеклянных шара — зрение постоянно туманилось и затягивалось темной пеленой, во временных ярких вспышках мелькали рты, движущиеся напротив, глаза, дым сигарет, темное стекло бутылок, солнечные пятна на ковре и стенах…
Мне скучно. Есть некоторые вещи, о которых я давно уже не спорю, так как считаю это пустой тратой времени: язык, политика, религия. И избегаю пространных бесед об искусстве. Пусть думают, что я — молчаливая дуреха… В этих вещах я давно уже определилась, зачем же засорять ноосферу лишними словами?
Посреди этого полусна мне вдруг встретились глаза. Того самого, что опоздал, Джона, кажется. Он сидел далеко от моего кресла и все время молчал.
А поймав наконец мой взгляд, неожиданно пошевелил губами: «Давай сбежим отсюда?!» — «Как?» — подняла брови я. — «Просто. Встанем и уйдем. Ведь ты любишь эпатировать публику…» — безмолвно дал сигнал он. — «Еще как!» — прищурилась я. — «Решайся, ну!» — «И что дальше?» — «Просто сбежим!»
Вечеринка теряла смысл и стройность, видимо, давали о себе знать виски и бурбон.
«Ну, решилась?» — «Подождем еще…» — «Ты же этого хочешь! Встали? Вместе?»