Амундсен
Шрифт:
Трагедия проигравшего двояко сказалась на победителе. С одной стороны, она вызвала волну критики, особенно в английской прессе. С другой — норвежские представители за рубежом (в частности, в Германии) сообщали о том, что успех Амундсена получил большее признание. Вот какие наблюдения посылает в министерство иностранных дел вице-консул Норвегии в Мельбурне: «Примечательно, насколько весть об экспедиции Скотта окольным путем увеличила здешнюю популярность Амундсена. Прежде всего обнародование факта, что Скотт нашел амундсеновскую палатку, развеяло тайные сомнения обывателя в том, действительно ли Амундсен побывал на полюсе, а такие сомнения, несмотря на все данные наблюдений, кое у кого явно были. К тому же несчастная судьба, постигшая Скотта, заставила австралийцев осознать,
Зимой в газетах начали распространяться слухи, что Руал Амундсен собирается оснастить будущую экспедицию таким сверхсовременным техническим новшеством, как аэроплан. Кто же его будет в этом случае пилотировать? Первым вызывается каюр, Хельмер Ханссен. «Осмелюсь сообщить вам, — пишет он Леону, — что испытываю непреодолимое желание сесть в кабину подобного аппарата».
Управделами настроен более сдержанно: «Едва ли предполагается, что ты будешь использовать его как средство продвижения [к Северному полюсу. — Т. Б.-Л.], я больше полагаюсь на собак, лыжи и сани и не считаю, что тебе следует отступать от этой традиции. Однако иметь с собой знающего пилота для рекогносцировки было бы, разумеется, неплохо».
Сообщения от самого полярника по меньшей мере противоречивы. 20 марта он утверждает, что, возможно, «возьмет с собой такой аппарат». Меньше чем неделю спустя пишет Леону: «Аэроплан — это амер. чепуха!» Зато к концу весны твердо заявляет: «Хельмер и Вистинг должны обучиться пилотированию… но для этого им хватит времени и в Сан-Франциско».
Дона Педро посвящают в курс событий 19 апреля. Тогда всё, похоже, уже решено: «Я заказал для похода два гидроплана. Во время полета над Сан-Франциско мне пришло в голову, что из этого средства передвижения можно извлечь большую пользу. Опасность свалиться на землю меньше, чем я себе представлял». Крылатая машина возбуждает фантазию Амундсена. Его гнетет необходимость возвращаться на родину к Нансену и океанографическим исследованиям. Он ищет новое поле для приложения сил, которое придало бы «главному походу» интерес и привлекательность в его глазах.
Зима и весна в Америке проходят для Руала Амундсена под нажимом со стороны прессы. Сначала выстрел в Христиании, затем телеграфное сообщение от «Терра нова» — обе эти новости подрывают репутацию триумфатора. К тому же на него давят всеобщие ожидания. Речь постоянно идет о каких-то сделках, о том, что тебе окажут услугу только в обмен на твою. Предприниматель Джон Гаде, вложивший в экспедицию на Южный полюс почти 20 тысяч крон, неустанно трудится на благо Руала во время его турне по Штатам. Джон надеется, что эти усилия не пропадут втуне для брата.
Полярника тяготят мало заслуженные Херманом Гаде неудачи на поприще норвежской дипломатии. В конце февраля он садится за письмо новому премьер-министру Гуннару Кнудсену, где (предварительно поздравив того с «блестящей победой партии "Венстре"») обсуждает вклад, внесенный братьями Гаде в процветание отечества, и «виды на будущее, имеющиеся в Норвегии у Хермана Гаде». Послание заканчивается просьбой, которой Руал Амундсен ставит на карту свою репутацию: «Я был бы безмерно благодарен Вам, если бы Вы оказали ему эту услугу как моему любимому другу детства, а также как человеку, которого я всегда высоко ценил за его ум, благородство и образованность, и дали ему новую возможность применить себя на государственной службе, к чему он давно стремится».
У братьев Амундсен есть и другие нерешенные вопросы с норвежским правительством, куда более важные. Леон еще раньше был на приеме у премьер-министра Кнудсена и вернулся с тревожными вестями. Во-первых, никто не собирается выделять дополнительные средства на экспедицию. Далее: «Кнудсен понятия не имел про обещания Братли о наградах и проч. Более того, он считает для себя возможным отменить присуждение орденов, ссылаясь на то, что прежнее правительство должно было еще осенью, как обещало, озаботиться награждением сына дона Педро, лейт. Нильсена и Гаде. Теперь я встречусь с
Кроме того, брат сообщает Руалу, что и капитан, и вся команда «Фрама» лелеют «большие надежды на средства, которые они получат от тебя и от государства».
Кое-кто из участников экспедиции обращается напрямую к Начальнику. Самым трудным случаем — особенно впоследствии — станет Бьоланн, которому Амундсен уже обещал деньги на фабрику по изготовлению лыж. Со временем выяснится, что речь идет о сумме в 20 тысяч крон, которые, по мнению Леона, пропадут зря. «Бьоланн, конечно, прекрасный товарищ и мастер на все руки, но я не знаю его как предпринимателя». В широкий карман лыжного фабриканта перешли еще многие тысячи крон из экспедиционной кассы. Раз Начальник дал слово, приходилось раскошеливаться.
Весть про обманщиков-политиков производит тем более сильное впечатление на человека, придающего большое значение выполнению собственных обещаний. Его реакция оказывается куда более бурной, чем рассчитывал управделами. 26 февраля полярный путешественник пишет из Канады, из Оттавы: «Только что послал Нансену, который Фритьоф, длинное письмо, где сказано, что я намерен прекратить какую-либо работу по экспедиции, пока не будут выполнены все до единого обещания. Иными словами, я выдвигаю своей дорогой родине ультиматум и прошу тебя довести это до сведения лиц, от коих зависит его выполнение. Очевидно, в первую очередь до Гуннара Кнудсена. Итак, сообщи ему, что до выполнения всехобещаний, данных мне предыдущим правительством, экспедиция откладывается или, возможно, даже отменяется. Обещания прежней власти: присвоение Нильсену звания капитана или награждение орденом Олава; выплата денежного пособия или новые назначения для моих товарищей, которые были предложены мною в письменном виде Браттели; награды Перучо и Гаде. Без полного и окончательноговыполнения обещаний — еще раз перечисли их все Г. К. — я прекращаю всякую подготовку к экспедиции».
Это поступок в духе Руала Амундсена, план, выношенный во время торопливых переездов по ту сторону Атлантики. Когда информация доходит до Леона, события уже начали раскручиваться: письмо Нансену отправлено, и отозвать его обратно нет ни малейшей возможности. Наш полярник принял твердое решение, какие и подобает принимать сильным, бескопромиссным мужчинам: «Вопрос поставлен ребром: "или — или". Мне надоели бесконечные проволочки».
Одновременно Руал Амундсен дает знать о посылке ультиматума дону Педро, ведь самая деликатная часть нарушенного обещания касается сына солнцеликого денежного туза. Слово есть слово, награда есть награда, подрывать доверие к себе мецената ни в коем случае нельзя: «Я только что сообщил письмом Фритьофу Нансену, что начинать долгий дрейф во льдах на основе нарушенных обещаний — дело опасное. И велел своему брату действовать: если все до единого обещания не будут выполнены, я свертываю приготовления к экспедиции». Чего не сделаешь ради дона Перучо!
12 марта и Фритьоф Нансен в Пульхёгде, и Леон Амундсен в Свартскуге получают по почте свои мины замедленного действия. Обоих позиция Руала отнюдь не приводит в восторг. Леон отвечает: «Разговаривал со Стариком, он был крайне удивлен и сказал, что будет очень досадно, если продолжение экспедиции сорвется; мне эта история тоже кажется весьма неприятной, в том числе для тебя самого, поскольку она вызовет резкую критику в твой адрес и упреки: дескать, вы предприняли поход к Южному полюсу, чтобы заработать средства для экспедиции на север, почему же требуете еще? Впрочем, сошлись на том, что я встречусь с премьер-министром и с глазу на глаз передам ему содержание твоего письма (к чему ты меня и призываешь), но что сам я буду продолжать подготовку экспедиции без изменений, иначе у нас не выйдет ничего хорошего: если мы теперь приостановим свою деятельность, то рискуем опоздать с выходом в будущем году».