Амур-батюшка (Книга 1)
Шрифт:
Молодые мужики не заметили в священнике того, что увидел дед. "Откуда им знать... И этим довольны - много ли им надо?
– думал Кондрат. Молодым-то кто помахал кадилом, тот и поп".
Сыновья и внуки, видя, что дед печалится, старались хоть немного оживить его.
– Тепло уж на улице, солнышко-то пригревает, - заговорил с отцом Егор.
– Греет, да плохо. У нас солнце об эту пору ниже и теплей, - возражал дед.
– Тут хоть солнце и выше, а земля студеней.
– А ты чего, дедка, в избе сидишь? Иди на солнышко, - говорил Васька.
– Весна на дворе.
–
– Сегодня уж теплей.
– Не знаю, доживу ли, нет ли до весны-то?
– задумчиво говорил дед. Ты-то доживешь, а я-то уж поспел...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Из Николаевска-на-Амуре в обратный путь Иван Карпыч тронулся на паре гнедых забайкалок, купленных им у казака-лошадника.
На восьмой день пути, не доезжая нескольких верст до устья Горюна, он попал в сильную пургу. С утра дорогу переметала поземка, ветер разошелся, нагнал тучи. К полудню началась сильная метель, и во всю ширь Амура, как хороводы белых теней, заходили снежные вихри. Вскоре начался обильный снегопад. Дорогу завалило снегом, дальше ехать стало невозможно, и Бердышов, завернув коней, с трудом добрался до маленького стойбища Гучи, расположенного неподалеку от устья одной из горюнских проток.
На Гучи он застал всех жителей в величайшем смятении и страхе. В последние дни к жилищам гольдов повадился тигр. Он таскал собак и свиней, а в последнюю ночь долго ходил вокруг одной из фанз, по рассказам гольдов, стучался в дверь, мяукал, наконец, разорвал лапой бумагу и, сломав бамбуковый решетник в маленьком окошке, просунул лапу в фанзу, скреб ею по канам, намереваясь, как предполагали туземцы, утащить кого-нибудь из спавших.
Хозяева, подняв циновку, показали Ивану многочисленные и глубокие царапины от когтей зверя на глиняной поверхности кана и на досках.
Гольды, почитавшие тигра как божество, не смели стрелять в него и относились к его посещениям с суеверным страхом, полагая, что это наказание ниспослано им за какие-то грехи.
Стояла такая погода, что ехать дальше, до Тамбовки, - верст восемь-десять - нечего было и думать. "Утащит эта тигра моих коняг, опасливо подумал Иван, распрягая своих низкорослых лошаденок и задавая им овса.
– Однако, не вовремя я сюда попал". Но делать было нечего. Иван поставил коней подле самой фанзы под ветром, накрыл их старыми хозяйскими шубами, чтобы они не мерзли, а ночью несколько раз выходил к ним с заряженным ружьем. Ночь прошла спокойно, и собаки проспали до утра, не подымаясь. Ночью метель стихла, взошел месяц, день обещал быть ясным.
Под утро, когда хозяева проснулись и было кому разбудить Ивана в случае опасности, он решил поспать и завалился на нары у самого окошка. Бердышов сразу крепко уснул. Спал он недолго и сквозь сон вдруг почуял, что кто-то скребет его за бок. "Тигра!" - мелькнуло у него в голове. Иван мгновенно очнулся и вскочил.
– Ну и крепко ты спишь!
– оскалилась перед ним бородатая рожа Родиона.
– Ты чего? Испугался, не признаешь, что ли? Это же я, я, Шишкин... Ты, поди, думал, что тигра тебя за бок?
– Ты откуда взялся?
– Все оттуда же...
– На что я тебе?
– Поднимайся, поедем тигру бить, - отвечал Родион.
– Куда?
– Она сегодня ночью на Чучах чушку поела, поедем со мной на ту сторону.
– Куда же я поеду? Видишь, у меня кони стоят!
– Ванча, поедем, прошу!
– молил Родион.
– Как я могу на одного себя надеяться? Ведь это тигра, а не медведь, медведя я понимаю, а это хищный зверь...
Родион с утра поехал из Тамбовки за сеном, которое у него на одном из островов было заметано в стогах. Добравшись до Чучей, он услыхал от гольдов о ночном нападении тигра и поспешил обратно, чтобы забрать с собой несколько человек охотников и убить зверя. Проезжая мимо Гучи, он увидел, что гольды поят у проруби чьих-то коней. Он свернул в стойбище, чтобы посмотреть, кто там остановился, и, к радости своей, встретился с Иваном.
– Гольдам только дай с конями повозиться, шибко любят, - смеялся Родион, рассказывая, как он заметил, что в Гучи есть кто-то чужой.
– Своих коней у них нет, а охота бы и им на коне ездить.
Иван молчал, видимо что-то обдумывая. Вдруг лицо его оживилось. Он усмехнулся какой-то своей потаенной мысли, быстро и хитро глянул на Родиона.
– Ладно, доставай лыжи.
– Давно бы так!
– обрадовался Шишкин.
– Ну, а если эта тигра нас сгребет, кому оба моих коня достанутся? шутливо сказал Бердышов.
– С тигрой этой у нас такое чудо было, - рассказывал Родион.
– Она залезла на зады к Овчинникову, мы ее караулили, пьяные, да не слыхали, как она забралась в скотник. Сильвестр залез на крышу, провалился меж жердей да ка-ак ухнет - и прямо на нее. Тигра испугалась - и бежать. Ей бы его за шиворот... Потом в переулке ее ожидали, самострел ставили, как на медведя: два кулака на коленку, чтобы ей в сердце пришлось. Но какой рост у нее, не знали - и ошиблись. Ранили ее, она ушла. Долго не было, а вот теперь опять у гольдов появилась. Надо, парень, нам ее уничтожить, а то она скотину давит.
Родион не досказал, что между своими охотниками он похвастался убить "эту тигру", и поэтому никак не хотел упускать зверя. Разделить честь победы с Иваном ему было выгодней, чем со своими, поэтому, встретив его, он решил не ездить в Тамбовку.
У хозяев охотники выпросили две пары лыж и сошку. Бердышовских коней, чтобы зря их не маять, решено было оставить у гольдов. В Чучи мужики поехали на Родионовой кобыле.
– А где у тебя ружье?
– спросил Иван, усаживаясь в розвальни.
– Я по сено ехал, не взял, - усмехаясь, признался Родион.
– Так какая может быть охота? Ты смеешься надо мной?
– Прошу, поедем!
– умоляюще заговорил Родион.
– Я на Чучах у гольдов отниму ружье.
– Да они не дадут тебе ружья: тигра - это бог для них.
– Ванча, силой отыму!
– Родион тронул вожжами кобылу.
Отступать было поздно. К тому же охотничья страсть заговорила в Иване.
– Ладно, я тебе потрафлю. Верно, нам с тобой надо поучиться стрелять вместе, - и он подмигнул Родиону.