Амур-батюшка (Книга 2)

Задорнов Николай Павлович

Они сняли с исправника доху, почистили его валеные сапоги. На столе появился коньяк. Гао достал консервы.

– Только хлеба сегодня нету. Если бы знали, что ваше высокородие приедет, мы бы самый лучший хлеб испекли... Сейчас только пампушки есть.

– Ничего, ничего!
– бубнил исправник и думал: "Попадешь к китайцам, сразу любезность чувствуешь, не то что у наших русских мужиков!"

Гао заплатил за дробь и порох. Складывая деньги в бумажник, Оломов прикинул, что заработал он изрядно; пожалуй, не меньше

месячного жалованья.

Летом Гао Да-пу встретил его в Хабаровке.

– Как ваша много ездит, - сказал китаец исправнику.
– Кони даром гоняй... Надо таскать товар.

– Что же ты советуешь привезти?
– спросил Оломов.

– Конечно, порох, дробь...

Наступила зима, и вот большой русский начальник привез на крестьянских лошадях ящики с охотничьими припасами. Гао отлично заплатил. Он часто имел дела с "ямыньскими когтями"* и знал, как надо действовать с начальством. И он узнал, что люди одинаковы: маньчжуры, китайцы или русские - все любят "заработать". Гао понимал, что Оломов тоже не прочь...

_______________

* Так называли китайские купцы своих чиновников, от слова

"ямынь" - учреждение, присутствие.

Гао неумело ел ложкой с тарелки. Вместе с Оломовым пили коньяк. Толстяк Гао Да-лян приготовил свинину с фасолью.

Тимошка сидел в углу и удивлялся: уж очень вольно китаец разговаривал с исправником, и тот отвечал запросто, как своему. Сегодня утром в Уральском Оломов был зверь зверем, а тут сразу обмяк. "Поглядегь на него ну, туша тушей, а он, оказывается, проворный, когда надо хапать!"

– Что нового?

– Да ничего особенного, - басил исправник.

– Моя слыхал, скоро будут строить церковь?
– любезно спросил Гао.

– Да, как же! Большие пожертвования внесены на постройку храмов в новых землях, деньги вносили богатые люди и прихожане по всей России. С нас требуют приступать к делу поскорей. Летом сюда пришлют солдат и материалы.

Гао открыл и поставил перед гостем коробку манильских сигар. Оломов удивился.

– Откуда у тебя?

– Это из Шанхая! Моя знакомые есть купцы, туда ездят и привозят. Я могу все достать, любой товар! Это английский товар. Моя сам скоро поеду в Шанхай!

Гао был ужасно рад, что удивил исправника, показал ему свою образованность, намекнул на большие связи.

"Но русские берутся за дело серьезно, - размышлял он ночью, слушая тяжелое дыхание исправника.
– Они позволили нам приходить сюда и торговать, но теперь забирают все в свои руки. Что может поделать наше общество на Мылках, когда там будет церковь?"

Гао понимал, что по-настоящему богат и счастлив будет тот, кто не жалеет старого, кто найдет в себе силы и ловкость устроиться в новой жизни, хотя бы эта новая жизнь и не нравилась.

Мысли Гао, как мыши, забегали в поисках трещины, лазейки, в которую можно было бы проскочить.

"Построят церковь!

Мои должники будут ходить богу молиться; что толку в обществе, когда будет поп в золотой одежде, он станет следить за каждым шагом гольдов. И этот поп - торгаш! А тут еще, как назло, мешается Ванька-купец..."

Утром Гао весело суетился, стараясь угодить Оломову.

– А блохи-то есть у тебя, - пожаловался исправник.

– Ночью блохи меня на воздух поднимали, - сказал Тимошка.

Поговорили о делах. Исправник спросил про нового работника Сашку-китайца, есть ли у него вид на жительство. Гао попросил все уладить. Исправник обещал.

– Церковь - это хорошо!
– воскликнул Гао.
– Моя скажет всем гольдам, чтобы крестились. Кто не крестится - будет худо!

– И священник будет жить здесь. Ему построим дом.

Лавочник боялся, что поп, отец Николай, сам торгаш, запретит гольдам торговать с "домом Гао".

Исправник не отрезвел еще от вчерашнего. С утра он выпил стакан коньяку и совершенно опьянел.

– Эх ты, китаеза!..
– вдруг схватил он Гао за косу.

– Ой-е-ха!
– увернулся купец.
– Пошути, пошути ваша! Как смешно! Гао подобострастно захихикал.
– Наша хочет тоже деньги давать на церковь, но наша боится. Можно?

– Конечно, можно!

– Кони готовы!
– вошел Тимошка.

Исправник браво поднялся. Купцы подали ему шубу, и все вышли из лавки.

Зазвенели колокольцы.

– Э-эх! Залетные!..
– с берега вмах пустил коней Силин и вытянул бичом барабановского гнедого, шедшего "гусевиком". Он недолюбливал этого коня, как и самого Федора.

"Славно!" - думал Оломов. Он объехал все китайские лавки от Хабаровки. Везде ему давали взятки и подарки, но Гао оказался щедрей всех. И эти сигары! "Эх, если бы меня назначили в область, где не было бы русских, а были б одни китайцы!" - кутаясь в шубу, мечтал пьяный исправник.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Пришла почта. Из кошевки, сбросив меховое одеяло, вылез Иван. Он без шубы, в старом пиджачке.

– А где же твое имущество?
– спросил Егор.

Рыжебородый, в высокой шапке и рыже-белой собачьей шубе, Егор Кузнецов, казалось, стал вдвое больше. Иван увидел его еще издали. Светлым пятном бродил Егор по релке перед черным лесом.

– Я нынче все продул дочиста, - ответил Бердышов.

– Что так?
– удивился Егор и не мог удержаться - улыбка поползла по губам.

– В карты играли, и все, что у меня было, спустил до нитки. Вот погляди, в чем я есть, - ни денег, ни мехов, ни товаров. Беда, шубу продул и даже собак. Хабаровка - самое разбойничье место.

О своем проигрыше Иван рассказывал хотя и с горечью, но усмехаясь.

"Ну, теперь конец его торговле, - подумал Егор.
– Враз он разбогател и враз прахом пустил. Как, говорят, пришло, так и ушло".