Амур с оптической винтовкой
Шрифт:
– За правду, Сема. За нее спасибо!..
Он бросил машину, одолженную ему адвокатом Арбузовым, на той же самой стоянке, где взял. Аккуратно вытер все внутри, ключи швырнул в бардачок. От фальшивых документов, включая водительское удостоверение, избавился по дороге. Сделал небольшой костерок возле мусорных контейнеров. Минут пятнадцать наблюдал за тем, как корчатся в огне документы с его фотографией. Потом пешком, старательно держась тени, пошел к своему дому. Далеко, да. Но брать такси остерегся. Пронин вычислит. Он очень хитер, очень. Он все это время, возможно, следил за ним.
Вот и в ту ночь, когда не стало матери, он тоже послал его на задание якобы. Угнал на самую окраину. Посадил в машину с каким-то молчаливым человеком и заставил следить за воротами какой-то базы, за которой угадывались три покатые крыши ангаров.
– Там, возможно, печатают фальшивые деньги, – объяснил деловито. – Надо понаблюдать, кто приезжает, кто уезжает в течение ночи. По номерам машин и людям, которые машинами управляют, поймем, что и как…
И пока Рома, борясь с дремотой, таращился всю ночь на ворота, которые и не думали отпираться, Пронин убивал его мать. Или кто-то из его людей. Сам Василий Николаевич вряд ли руки замарает.
Сволочь…
Он дошел до своего дома в половине третьего. Ноги просто гудели. Держась стены, добрался до подъезда. Осторожно набрал код, открыл тяжелую дверь. Придерживая, как можно тише закрыл ее. И пошел пешком наверх, отчаянно радуясь тому, что в подъезде снова не горит свет. Дошел до своей двери, прислушался. Тихо. Даже проклятая черная кошка, живущая где-то наверху и вечно выпрыгивающая из темноты прямо под ноги, куда-то подевалась. Или спала. Кошкам ведь тоже надо спать, так?
Он вошел к себе в квартиру, как вор, крадучись, сдерживая дыхание. Уговаривая сердце молотить чуть тише. Запер все замки. На нижнем замке дернул хитрый предохранитель, снаружи дверь не отопрешь, о нем знали только члены семьи. Сполз по стенке и с облегчением выдохнул.
Он дома…
Захотелось в душ, потом в постель. Он вспотел, отмахав пешком хрен знает сколько километров, был весь пыльный. Но включать воду ночью значило привлекать внимание. Подождет до утра водная процедура.
Роман сдвинул с ног кроссовки; вдруг сообразил, что до сих пор в кофте, которую привез ему Пронин, и содрал ее с себя, запустил в угол. Поднялся, ноги гудели. И побрел в свою спальню.
То, что в комнате кто-то есть, он понял сразу. Во-первых, кто-то шумно дышал, даже сопел, будто спал. Во-вторых, запах. Пахло чем-то до боли знакомым и в то же время почти забытым.
– Кто здесь? – шепнул он и встал на всякий случай в угол.
Сопение прекратилось. Кто-то заворочался, шумно вздохнул.
– Кто здесь?! – повторил он громче. – Ну! Кто здесь?!
– Еще скажи, руки вверх, стрелять буду, – проворчал самый милый, самый любимый голос на свете. – Я это, Рома, я, Диана.
– Что ты здесь делаешь?
Он шагнул из своего угла. Потом еще один шаг, еще. Ткнулся коленом в край разложенного дивана, сел. Как слепой, пошарил руками, наткнулся на ее голое плечо. Оно было теплым, нежным на ощупь. Он чуть не задохнулся от счастья.
– Что ты здесь делаешь? –
– В настоящий момент сплю. – Ее щека прикоснулась к его, губы нашарили его рот, осторожно прижались. Потом она сказала: – А вообще-то прячусь.
– И давно?
– Нет. Часа три.
– Ух ты! Мы с тобой почти одновременно побежали?
– Нет, я раньше. Успела помыться, чаю попить и…
– И что?
Его сердце снова замолотило, но теперь по другой причине.
Его девушка! Его Дианка, она была тут, в его доме, обнимала его, прижималась к его щеке, рту губами. Он точно знал, что хочет ее. И что не отдаст никому. Не позволит обидеть.
– Я кое-что нашла, Рома. Уж прости!
– Что нашла?
– Случайно задела в темноте календарь. Тот, где тринадцатое августа, помнишь, да?
– Конечно!
– Я его задела, он упал. Я мобильником свечу, мне его Валера отдал, начала вешать обратно и увидала случайно на задней стороне листов за десятое сентября и двадцатое…
– Что?!
– Твоя мама, наверное, написала. Десятого – одно слово – «дед». Двадцатого одно слово – «кресло».
– Кресло?!
Рома тут же вспомнил о деревянном дедовом кресле, которое отец считал раритетным, которое держал в своей спальне и редко когда на него садился. Он маленьким пытался в нем устраиваться с книжками и рисовалками. Не понравилось. Жестко и неудобно.
– Я пошла в спальню твоих родителей и обшарила его все.
– Кресло? – Он удивленно поднял брови. – А что там шарить? Три деревяшки!
– Там тайник, Рома! – шепнула она ему в самое ухо, обдавая горячим дыханием.
– Тайник?!
– Да… А в нем – пакет с какими-то бумагами и телефон. Мобильный.
– Телефон?! – У него кружилась голова. То ли от ее слов, то ли от ее близости. – Какой телефон?
– Мобильный, Рома.
– Да?
Он тут же вспомнил последний разговор матери, что он подслушал. Она явно звонила с мобильного. Он его так и не нашел.
– Телефон? Надо же. Тайник! Кто бы мог подумать! Как же ты его обнаружила?
– Постучала, потрясла, пощупала. Показалось, что в спинке кресла что-то не так. Начала давить, двигать руками. Везде, на спинку, подлокотники. И потом обнаружила, что одна ножка у самого основания с надпилом. Я ее повернула, эту часть. Что-то щелкнуло, в спинке ниша открылась. Если не знать, ни за что не догадаешься. И не найдешь! – шептала Диана, прижимаясь к нему и поглаживая по плечам, голове, шее. – И телефон, Рома…
– Что телефон?
– Это, кажется, телефон твоего отца…
Глава 20
– Выстрелили, Леха!!!
Артем лихорадочно оглядывался на дверь спальни, чтобы, не дай бог, не разбудить Наташу. Он слезно просил ее с вечера не вставать, не готовить ему. Он привык собираться на службу один. Так ему было легче, привычнее. Она нехотя согласилась. Хотя перед тем, как дать согласие, долго говорила с кем-то по телефону. С мамой? С психологом? Артем решил не обращать внимания. Пусть советуется с кем хочет, лишь бы делала как он просит.