Анафем
Шрифт:
Гнель посмотрел на меня холодно, давая понять, что не верит ни единому моему слову.
— Так или иначе, — сказал он, — небесный эмиссар придерживается иной версии.
Мне вспомнился вечер накануне аперта и обсуждение иконографий.
— Типичная брумазианская иконография, — сказал я.
— Что?
— Небесный эмиссар утверждает, что в матическом мире действует тайный сговор.
— Да, — ответил Гнель.
— Сделано некое великое открытие — в данном случае доказано бытие Божье. Простые честные инаки
Гнель хотел сказать что-то осторожное, но Юл его опередил:
— В точку.
— Плохо дело, — сказал я. — Иконографии, построенные на теории заговора, самые неистребимые.
— Не говори, — произнёс Самманн, глядя мне в глаза.
Я смутился и замолчал.
Корд сказала:
— Существование Двоюродных по-прежнему держат в секрете, поэтому мы не знаем, что думает о них эмиссар. Но угадать можем. Для него это…
— Чудо, — сказал Юл.
— Посланцы из иного мира, не такого испорченного, как наш, — предположил я.
— И где нет гнусного заговора, — подхватила Корд. — Они пришли сообщить нам истину.
— А зачем в таком случае они светили лазером на Три нерушимых? — спросил Самманн.
— Объяснение будет зависеть от того, известно ли эмиссару, что в Трёх нерушимых захоронены все ядерные отходы, — сказал я.
— Что?! — воскликнули оба Крейда.
— Даже если люди небесного эмиссара об этом знают, — сказала Корд, — они наверняка придумали более духовное объяснение.
Гнель ещё не вполне оправился от услышанного, тем не менее счёл нужным сообщить:
— Небесный эмиссар убеждён, что милленарии хорошие.
— Конечно, — сказал я. — Они знают истину, но не могут её сообщить, потому что плохие столетники и десятилетники их не выпускают. Правильно?
— Да, — ответил Гнель. — Значит, он истолкует лазерный свет как…
— Благословение, — сказала Корд.
— Добрый знак, — сказал я.
— Приглашение, — сказал Юл.
— Н-да, ну и сюрприз его ждёт! — с удовольствием воскликнул Самманн.
— Возможно. Наверное. Надеюсь только, это не будет неприятным сюрпризом для Джезри, — сказал я.
— Для Джезри, который сволочь? — уточнила Корд.
— Да. — Я хмыкнул. — Для Джезри, который сволочь.
Я страшно радовался, что избежал проповеди со стороны Ганелиала Крейда, но тут у меня оборвалось сердце, потому что Корд спросила: «И в чём же небесный эмиссар разошёлся с твоей верой, Гнель?» Конец предложения прозвучал малость приглушённо, потому что Юл шутливо заткнул ей рот, и моя сестра говорила, отогнув его пальцы.
— Мы читаем писание на древнебазском, — сказал Гнель, — и ты думаешь, что мы — примитивные фундаменталисты. Может, в этом смысле мы и впрямь такие. Но мы не слепы к тому, что происходило в матическом мире — старом и новом — последние пятьдесят
После непродолжительного молчания я сказал:
— Сейчас я заткнусь и не стану перечислять, в чём ты не прав. Суть, если я понял, в том, что мы не дурные и не заблудшие. Ты уверен, что в конце концов мы согласимся с писанием.
— Конечно, — сказал Гнель. — К этому всё должно прийти. Однако мы не думаем, что существует тайный заговор с целью скрыть истину.
— Он считает, что вы честно ошибаетесь! — перевёл Юл. Гнель кивнул.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал я.
— Мы сохранили записные книжки светителя Блая, — продолжал Гнель. — Я их читал. Очевидно, что он не стал богопоклонником.
— Прости, — начал Самманн (он всегда так говорил, когда собирался сказать кому-нибудь гадость), — но разве не бред, что кучка богопоклонников основывает свою религию на текстах заведомого атеиста?
— Мы солидарны с его целями, — нисколько не обиделся Гнель. — С его стремлением к истине.
— Так вы же и без того знаете истину!
— Мы знаем истины, изложенные в писании. Те истины, которых в нём нет, мы ощущаем, но не знаем.
— Это похоже на… — Я прикусил язык.
— На то, что сказал бы инак? Вроде Эстемарда? Или Ороло?
— Только его не надо, пожалуйста, приплетать.
— Ладно. — Гнель пожал плечами. — Ороло держался особняком. Соблюдал канон, насколько мне известно. Я с ним ни разу не говорил.
И тут я должен был сдать назад. Сосчитать до десяти. Применить грабли. Эти люди стремятся к вечным истинам. Считают, что некоторые — но не все — истины изложены в писании. Что их писание правильное, а все остальные — нет. И здесь они мало чем отличаются от остального человечества. Прекрасно — лишь бы меня не трогали. Теперь выяснилось, что их вдохновил наш светитель. И не важно, в силах ли я это понять.
— Вы чувствуете истину, но не знаете её, — повторила Корд. — Мы слышали в Пробле, как вы поёте. Очень проникновенно!
Гнель кивнул.
— Потому-то Эстемард и ходит на службы, хоть и не верит в Бога.
— Умом он не соглашается с вашими доводами, — перевела Корд, — но сердцем отчасти чувствует то же, что и вы.
— Совершенно верно! — воскликнул Гнель. Странное дело: он радовался так, будто уже обратил её в свою веру.
— В общем-то я могу его понять, — сказала Корд.