Анафем
Шрифт:
Мы наконец добрались до заправочной станции. Юл развернул походную кухню и начал готовить ужин. Он не объявил официально, что едет с нами, но это явствовало из его поведения. Чуть позже они с Гнелем пошли к владельцам заправки и договорились, что кузовиль Корд останется тут недели на две. Корд начала перетаскивать свои вещи в передвижной дом Юла. Юл, готовя, пристально наблюдал за ней и вскоре принялся шутливо возмущаться, сколько у неё барахла. Корд отвечала в том же духе. Через шестьдесят секунд они уже осыпали друг друга чудовищными оскорблениями. Встревать в их перепалку было всё равно что лезть между людьми,
— Я нашёл спиль с твоей ракетой, — сказал он. — Ты был прав. Это одна из самых больших ракет в наши дни.
— Что-нибудь ещё?
— Полезный груз, — сказал Самманн. — Размер и форма как у тех аппаратов, на которых раньше отправляли людей.
— Сколько?
— До восьми.
— А есть информация, сколько людей на борту и какова цель полёта?
Самманн мотнул головой.
— Нет, если не считать информацией отсутствие информации.
— Как это понимать?
— Согласно властям, экипажа на борту нет. Испытание новой ракеты. Полётом управляет синап.
Я взглянул недоверчиво. Самманн ухмыльнулся и развёл руками.
— Знаю, знаю! Я наведу справки в известных мне сетях. Через несколько дней, может, чего-нибудь откопаю.
— Через несколько дней мы будем на Северном полюсе.
— Через несколько дней, — сказал он, — многие могут пожалеть, что они не там.
На следующее утро после сытного завтрака, приготовленного Юлом и Корд, мы двинулись на север. Кузовиль Корд остался в Норслове. Мы ехали на машинах Крейдов: почти всё снаряжение загрузили к Юлассетару, Ганелиал по-прежнему тащил свой трёхколёсник.
Сперва мы ехали на север и вниз, к морю, потом повернули вправо, а дальше двинулись влево по длинной дуге, огибая залив северного океана. В первом тысячелетии от Реконструкции века два подряд, до похолодания, на берегу этого залива располагался крупнейший порт Арба. Из-за географического положения его развалины оказались в числе наиболее доступных для разработки. Старатели разбили мосты, дамбы и виадуки, извлекли из синтетического камня железную арматуру и продали металл туда, где на него был спрос. С тех пор на отвалах уже выросли высоченные деревья. Из древних сооружений остался только огромный подвесной мост через реку, впадающую в залив. Мост был так высоко над уровнем моря, что его не раздавило торосами. В это время года льда не было, но мы видели следы, оставленные им на отвалах. Теперь на месте порта была стоянка грузотонов и рыбачья деревушка с населением в несколько сотен человек (по крайней мере летом). Отсюда мы двинулись в глубь континента, почти точно на север. Здесь селения попадались всё реже, особенно когда мы въехали в заросшие лесом холмы. За холмами местность разительно изменилась: началась лесотундра. Из-за сухости и морозов деревья тут были не выше человеческого роста. Трасса практически опустела; мы по нескольку часов кряду не встречали других машин. Наконец мы остановились в каменистом месте у реки, съехали вниз, чтобы нас не увидели с дороги, и легли спать в термокостюмах.
На следующее утро новёхонькая плитка, которую мы купили сразу после отъезда из Пробла, сломалась. Если бы не Юл, мы бы до конца путешествия питались холодными энергетическими батончиками. Юл с видом тихого торжества приготовил на своей батарее
Других машин на дороге не было, поэтому я брал у Юла уроки вождения. Корд разбирала плитку. Она диагностировала неполадку: топливо от ночного холода загустело, и сопло засорилось.
— Ты злишься, — заметила она некоторое время спустя. Я понял, что уже давно выпал из разговора. Корд с Юлом говорили, но я не слышал ни слова. — В чём дело?
— Поверить не могу, что на нынешнем этапе развития цивилизации возможны проблемы с химическим топливом, — сказал я.
— Прости. Надо было купить более дорогую марку.
— Нет, я о другом. Тебе не за что просить прощения. Я всего лишь хотел сказать, что твоя плитка — праксис четырёхтысячелетней давности.
Корд даже опешила.
— Этот кузовиль и всё что в нём — тоже, — сказала она.
— Эй! — притворно обиделся Юл.
Корд фыркнула, закатила глаза и снова переключилась на меня.
— В смысле, всё, кроме твоей сферы. И что?
— Я вырос в месте с почти нулевым праксисом и, как правило, не замечаю таких странностей. Но иногда они просто бросаются в глаза. Ну посмотри сама на эту железяку. Плитка на опасном химическом топливе. Сопла, которые засоряются. За четыре тысячи лет мы могли бы придумать что-нибудь получше.
— И смогла бы я разобрать такую плитку?
— Тебе не пришлось бы её разбирать, потому что она бы не ломалась.
— Но я хочу понимать, как она работает.
— Мне кажется, ты что угодно сможешь понять, если всерьёз захочешь.
— Спасибо за комплимент, Раз, но ты уходишь от ответа.
— Ладно. Я понял. Ты спрашиваешь, будет ли средний человек понимать, как она работает.
— Я не знаю, кто такой средний человек, но погляди на Юла. Свою плитку он собрал сам. Я угадала?
Юл смутился, что Корд заговорила о нём, но отнекиваться не стал. Он отвёл взгляд и кивнул.
— Угу. Купил горелки у старателей. Сварил корпус.
— И ведь работает! — сказала Корд.
— Знаю. — Я похлопал себя по животу.
— Нет, я хотела сказать, система работает!
— Какая система?
— Ну… ну… — Корд судорожно искала слова.
— Система наоборот, — подсказал Юл. — Отсутствие системы.
— Юл знает, что плитки ломаются! — Корд глянула на разобранную плитку. — Он выяснил это на своём опыте.
— О да, на горьком опыте, девонька! — объявил Юл.
— Он увидел у старателей более надёжные горелки, добытые в северных развалинах. Долго торговался. Купил. Думал, как их приладить. До сих пор, небось, с ними возится.
— У меня два года ушло, чтобы плитка заработала как следует, — признал Юл.
— А с технологией, которую понимают только инаки, такое было бы невозможно, — закончила Корд.
— Ладно, ладно, — сказал я. Убеждать их не имело смысла. Мы, инаки, ушедшие в матики (или, если хотите, загнанные туда мирской властью) после Реконструкции, можем изменять мир с помощью праксиса. До определённых пор людям это нравилось. Но чем сложнее становился праксис, тем хуже люди его понимали и тем больше становились от нас зависимы. А это им уже совсем не нравилось.