Анафем
Шрифт:
— Не отменив этого, — Лодогир кивнул на барку, где подписывали мирный договор, — нет.
— Ясно, — сказал я.
— Ты надеялся вернуть светителя Ороло? — мягко спросил Лодогир.
— Да.
Лодогир молчал, но я без слов понял, что он имел в виду.
— Если Ороло жив, значит, Лиза лежит под пеплом на Экбе. Мы не получили сведений, извлечённых из её останков, и этого, — я тоже взглянул на барку, — не происходит. Мирный договор согласуется только с тем, что Ороло и Лиза мертвы — и останутся мертвы.
— Мне очень жаль, — сказал Лодогир. —
— Очень похожее слово употребил фраа Джад, — сказал я, — прежде чем его не стало.
Фраа Лодогир сделал такое лицо, будто готовится выслушать мой жалкий ученический лепет. Я продолжил:
— А как насчёт фраа Джада? Есть ли шанс, что он снова будет?
— Его трагическая гибель подробно задокументирована, — ответил фраа Лодогир, — но я не возьму на себя смелость предполагать, что может и чего не может инкантер.
Он повернул голову и задержал взгляд (или мне так показалось) на Магнате Форале. В кои-то веки рядом с преемником Эльхазга не стояла госпожа секретарь (она исполняла свои официальные обязанности), и я двинулся прямиком к нему.
— Скажите, это вы — это мыих позвали? — спросил я. — Мы вызвали урнудцев? Или некий урнудец тысячу лет назад увидел во сне геометрический чертёж и превратил его в религию, истолковав как зов высшего мира?
Магнат Фораль выслушал и повернулся к воде, призывая меня посмотреть, как подписывают мир.
— Взгляни, — сказал он. — На этой барке два арбца, облечённые равной властью. Такого не было с золотых дней Эфрады. Стены Тредегара рухнули. Инаки вышли из резерваций. Ита работают бок о бок с ними. Если бы всё произошло из-за того, что мы призвали урнудцев, разве Преемству не следовало бы гордиться? О, я был бы рад записать это достижение на наш счёт. Долго я и мои предшественники трудились ради такого исхода. Каких лавров заслуживало бы Преемство, будь твои слова истиной! Но всё происходило совсем не так просто и прямолинейно. Я не знаю ответа на твой вопрос, фраа Эразмас, и никто в нашем космосе его не узнает, пока мы не построим нечто подобное и не отправимся в следующий.
ЧАСТЬ 13. Реконструкция
Снизарение, внезапный, обычно нежданный миг чистого понимания.
Колышков всё время не хватало. Наши добровольцы мастерили их из чего угодно: выламывали арматуру из рухнувших зданий, выпиливали гнутые прутья из поваленных стартовых вышек, собирали щепки от развороченных древесных стволов. Связки колышков складывали перед моей палаткой, грозя забаррикадировать выход.
— Их надо отнести геодезистам, — сказал я. — Пойдёшь со мной?
Мастер Кин, шесть дней проведший в кузовиле с Барбом, радостно согласился. Мы приподняли сырой полог, вышли в белёсое пасмурное утро и, взвалив на плечи
— Сперва будем строить из дерева и глины, — сказал я, когда мы проходили мимо смешанной команды инаков и мирян, вбивавшей в землю столбы. — К моей смерти примерно определится, что тут и как. Следующие поколения смогут выработать свой план и воплотить его в камне.
Кин в ужасе воззрился на меня, потом сообразил, что умирать я собрался не сейчас, а в преклонном возрасте.
— Где вы будете добывать камень? — спросил он. — Я вижу только грязь.
Я остановился и повернулся лицом к кратеру. Он, как только остыл, наполнился водой, и с той высоты, на которую мы поднялись, уже была отчетливо видна его общая форма: эллипс, вытянутый с северо-запада на юго-восток, как падал «гвоздь». Мы стояли на юго-восточном краю. В нескольких сотнях ярдов от берега над бурой водой возвышался щебнистый остров. Я указал Кину дальше — на еле заметную выщербинку противоположного берега.
— Река, наполнившая кратер, вытекает с той стороны, — сказал я. — Отсюда её почти не видно, но если пройти мили две вниз по течению, можно найти место, где при ударе сошёл оползень, обнажив известняковый обрыв. Нашим потомкам хватит камня на всё, что они захотят построить.
Кин кивнул и двинулся дальше по дороге. Он довольно долго молчал, прежде чем спросить:
— А у вас будут потомки?
Я рассмеялся.
— Они уже появляются! В Рассредоточении были зачаты дети. Мы стали есть то же, что все, и наши мужчины больше не стерильны. Первый ребёнок у инаков родился неделю назад. Я прочёл об этом в авосети. Да, доступ у нас пока не ахти. Пока Самманн — наш экс-ита — занимается этим в одиночку. Но другие экс-ита прибывают каждый день. Их уже более двух десятков.
Последние мои слова Кина не заинтересовали. Он перебил:
— Так Барб может стать отцом.
— Да. Может. — До меня наконец-то дошло. — А ты — дедом.
Кин ускорил шаг — ему захотелось, чтобы Ороло выстроили прямо сегодня. Еле поспевая за ним, я добавил:
— Конечно, возникает старый вопрос о том, не разделятся ли люди на два биологических вида. Но мы уже достаточно знаем, чтобы этого не допустить. Нашей обязанностью будет сделать так, чтобы здесь нашлось место для тех, кого мы называли эксами.
— Как вы будете называть их — нас — теперь? — спросил Кин.
— Понятия не имею! Главное, что по условиям Второй реконструкции есть два равноправных магистерия. Слова придумаются позже.
Мы дошли до внешнего обрыва, уже заметно сглаженного эрозией — кое-где даже появились первые кустики растений.
По краю склона были вбиты колышки и протянуты цветные верёвки.
— Границы пройдут там, где мы их проведём. Вот одна. — Я потянул за красную бечёвку.