Анафем
Шрифт:
— Я был его фидом, — сказал Крискан. — А ты был фидом Ороло?
Я кивнул и задал следующий вопрос:
— Ты знаешь, что Ороло был фидом Пафлагона до того, как тот ушёл к вам через лабиринт?
Крискан промолчал. Для Пафлагона заговорить с Крисканом об Ороло — да и вообще о чём-либо из своей жизни у десятилетников — было бы нарушением канона. Однако такие вещи легко срываются с языка, когда говоришь о работе. Я продолжал:
— Пафлагон и другой десятилетник по имени Эстемард работали вместе. Оба они учили Ороло. Оба покинули
Крискан спросил:
— На каком счету был Ороло? Я имею в виду, до анафема?
— Он считался лучшим нашим теором. — Честно говоря, вопрос меня удивил. — А Пафлагон?
— Тоже.
— Но? — Я чувствовал, что там подразумевалось «но».
— У него было довольно странное самоделье. Вместо того, чтобы в свободное время работать руками, как все, он изучал…
— Мы знаем, — сказал я. — Поликосм. Или ГТМ.
— Вы смотрели его труды, — сказал Крискан.
— Двадцатилетней давности, — напомнил я. — Мы понятия не имеем, чем он занимался в последнее время.
Крискан помолчал, затем пожал плечами:
— Судя по всему, для конвокса это важно, так что не будет беды, если я вам расскажу.
— Мы вас не заложим, — пообещал Лио.
Крискан не уловил шутки.
— Вы замечали, что когда говорят про Гилеин теорический мир, всегда рисуют одну и ту же схему? — спросил он.
— Да… и впрямь, — подумав, согласился я.
— Два круга или квадрата, — сказал Лио. — И стрелка от одного к другому.
— Один круг или квадрат обозначает Гилеин теорический мир, — сказал я. — Стрелка от него идёт к другому квадрату или кружку, изображающему наш мир.
— Наш космос, — поправил меня Крискан. — Или причинно-следственную область, если тебе так больше нравится. А стрелка означает?..
— Поток информации, — ответил Лио. — Знания о треугольниках, изливающиеся в наши мозги.
— Причинную связь, — предположил я, вспомнив наш с Ороло разговор о разрыве причинно-следственных областей.
— Что в данном случае одно и то же, — напомнил Крискан. — Такого рода схемы подразумевают, что информация о теорических формах из ГТМ может попадать в наш космос и производить в нём измеримое действие.
— Погодите, что значит «измеримое»? О каких измерениях речь? — спросил Лио. — Нельзя взвесить треугольник. Нельзя забить гвоздь теоремой Адрахонеса.
— Но ты можешь о ней думать, — ответил Крискан. — А мышление — физический процесс в твоих нервных тканях.
— Можно вставить в мозг датчики и сделать замеры, — сказал я.
— Верно, — сказал Крискан. — И главная посылка протесизма состоит в том, что если бы потока информации из Гилеина теорического мира не было, датчики показали бы другой результат.
— Да, наверное, так, — признал Лио, — но в таком изложении получается не очень определённо.
— Пока не важно, — ответил
Лио повернулся и поглядел на меня.
— Да, — сказал я. — Меня назвали в его честь.
Крискан продолжил:
— Утентина сказала Эразмасу: «Я вижу, ты объясняешь своим фидам орграфы. Когда ты перейдёшь к более интересным и сложным?» На это Эразмас ответил: «Прости, но это не орграф, а нечто совершенно иное». Суура Утентина обиделась: она была теор и всю жизнь посвятила именно этим вопросам. «Уж мне ли не узнать орграф», — сказала она. Эразмас сперва рассердился, потом решил, что снизарение его сууры стоит развить. Так Утентина и Эразмас создали сложный протесизм.
— В противоположность простому? — спросил я.
— Да, — ответил Крискан. — В простом протесизме два квадрата. В сложном квадратов и стрелок может быть сколько угодно, лишь бы стрелки не составляли замкнутый контур.
Мы шли по теневой стороне холма, и дорогу здесь покрывала намытая сезонными дождями тонкая грязь: идеальное место для рисования схем. Пока мы отдыхали и пили воду, Крискан прочёл нам кальк [3] про сложный протесизм. Суть сводилась к тому, что наш космос — не единственная причинно-следственная область, куда попадает информация из единственного и неповторимого Гилеина теорического мира, а скорее узел в целой сети космосов, по которой движется информация — всегда в одну сторону, как масло в лампе по фитилю. Другие космосы (возможно, очень похожие на наш) расположены выше по течению и питают нас информаций, а мы, в свою очередь, питаем космосы, лежащие ниже по течению. Всё это было довольно нетрадиционно, но по крайней мере я понял, из-за чего призвали Пафлагона.
3
См. кальк 3.
— Теперь у меня вопрос к вам, десятилетникам, — сказал Крискан, когда мы снова двинулись в путь. — Каким был Эстемард?
— Он ушёл до того, как нас собрали. Нам ничего о нём не известно.
— Ладно, — сказал Крискан. — Скоро мы все с ним познакомимся.
Мы прошли ещё несколько шагов, потом Лио, с опаской глянув на вершину холма, теперь уже недалёкую, сказал:
— Я кое-что посмотрел по Эстемарду. Наверное, стоит это рассказать, пока мы не ворвались в его дом.