Анафем
Шрифт:
— Вам тут делать нечего, — сказал Эстемард. — Что до пистолета, пристрели меня или верни его.
Лио и не думал возвращать пистолет.
Поначалу я так опешил, а потом так смутился, что стоял, как пень. Больше всего я боялся сделать что-нибудь неправильно. Однако лица товарищей придали мне смелости: я не хотел показаться нерешительным или растерянным.
— Поскольку ты утверждаешь, что нам тут делать нечего, — сказал я, — с каковым утверждением мы, между прочим, не согласны, то не в наших интересах давать тебе оружие.
К
— Лио, здесь многие ходят с пистолетами, — послышался голос Корд. — Я понимаю, чт оты подумал, но поверь мне, он не собирался тебе угрожать.
Все молчали, и Корд заговорила снова:
— Да бросьте вы, зануды несчастные, идёмте лучше на пикник!
— Пикник? — переспросил я.
— После службы, если погода хорошая, мы завтракаем на лугу, — сказал Эстемард. Вмешательство Корд явно его ободрило.
Я глянул через дверь во дворик и поймал взгляд Арсибальта. Тот поднял брови. Да. Эстемард стал богопоклонником.
В конценте мы всегда представляли дикарей заросшими оборванцами, но Эстемард больше напоминал аптекаря на пенсии, одетого для загородной прогулки.
Он ещё раз внимательно поглядел на меня и сказал:
— Ты, должно быть, Эразмас. — Видимо, это в какой-то мере его успокоило. Он глубоко вдохнул, прогоняя последние следы шока, пережитого, когда Лио уложил его на пол. — Да. Приглашаем всех на пикник, если вы пообещаете ни на кого не нападать.
Возражение, зародившееся у меня в мозгу, видимо, начало проступать на лице, потому что Эстемард снова улыбнулся и добавил:
— Я имею в виду, без повода. А поводов у вас не будет: здешние люди терпимее к инакам, чем вы к ним.
— Где Ороло?
Фраа Джад по-прежнему разглядывал фототипии открытой горной выработки. Его инфразвуковой голос огорошил нас всех:
— Ороло ушёл на север.
Эстемард опешил не меньше других, но довольно скоро вновь улыбнулся: он понял, как тысячелетник пришёл к своему выводу.
— Фраа Джад прав.
— Мы примем участие в пикнике, — объявил фраа Джад. Он произнёс незнакомое слово так, словно держал его пинцетом. — Мы с Эразмасом и Лио поедем сзади в машине Ганелиала Крейда.
Указания просочились во двор. Все развернулись и пошли к машинам. Лио вытащил обойму, затем по отдельности вручил её и пистолет Эстемарду. Тот нехотя вышел вместе с Крисканом. Как только они скрылись за самодельными воротами,
Тысячелетник вышел из клуатра Ороло и затолкал все листы в жаровню. Потом вытащил из продуктового ящика коробку спичек.
— По этикетке я заключаю, что это некий праксис получения огня, — сказал он.
Мы показали ему, как пользоваться спичками. Он поджёг листы. Мы стояли и смотрели, пока они не обратились в золу. Фраа Джад поворошил её палкой.
— Пора на пикник, — объявил он.
На спуске с холма, подпрыгивая в открытом кузове, словно бутылки в ящике, мы смотрели, как на лужайке перед скинией идут приготовления к пикнику. Судя по всему, здешние жители относились к пикникам так же серьёзно, как к религиозным службам.
Фраа Джад, видимо, думал о чём-то другом и молчал почти до самого Пробла. Перед въездом в посёлок он постучал по кабине кузовиля и на орте спросил Крейда, можно ли тут остановиться. На совершенно чудовищном орте Крейд ответил, что, конечно, можно.
Мне и в голову не приходило, что человек вроде Крейда может знать наш язык. Впрочем, логика тут была. Контрбазиане отвергают священников и других посредников. Они уверены, что всё вычитают в писаниях сами. Большинство читает переводы на флукский. Однако легко представить, что особенно ревностные сектанты вроде жителей Пробла выучили классический орт, чтобы не доверять свои бессмертные души переводчикам.
Фраа Джад дал понять, что мы с ним должны выйти. Я спрыгнул на землю и протянул ему руку — больше из уважения, потому что на самом деле он в помощи не нуждался. Мы прошли шагов сто до поворота дороги, откуда открывался особенно красивый вид через пустыню на горы. На вершинах кое-где лежал снег, по склонам плыли пятна облаков.
— Мы почти как Протес над Эфрадой, — заметил фраа Джад.
Я улыбнулся, но не рассмеялся. Многие считают труды Протеса неприлично наивными. Если их и упоминают, то в шутку либо с иронией. Однако такая тенденция рождалась и умирала сотни раз. Я не знал, как отнесётся к ней тысячник, чей матик последние шестьсот девяносто лет был полностью отрезан от мира. Чем дольше я глядел на фраа Джада и на тени облаков, тем больше радовался, что не хмыкнул.
— Что, по-твоему, думал Ороло, когда на это смотрел? — спросил фраа Джад.
— Он был большим ценителем красоты и любил смотреть на горы со звездокруга, — ответил я.
— Ты думаешь, он видел красоту? С таким ответом не промахнёшься, поскольку здесь и впрямь красиво. Но о чём он думал? Какие связи подсказывала ему красота?
— На этот вопрос я не могу ответить.
— Отвечать не надо. Задай его.
— Чего именно вы от меня хотите?