Анафема в десятый круг
Шрифт:
– Наносила своими чёртовыми руками?
О, нет. Если я солгу, это будет очевидно. Если промолчу… молчание порой, тоже ответ. И этот ответ, неизвестно чем обернётся. Вот что я имею - жизнь между истиной и ложью.
Костя в один глоток допил виски и грохнул пустым бокалом по гранитной поверхности.
– Да, я убью её к чёртовой матери!
– процедил он сквозь маниакальную улыбочку. Внутри него клокотала безудержная ярость.
– И получишь от 6 до 15.
– я остерегающе выставила палец на отца, смиряя его сдержанным, но настойчивым взглядом. Он в то
– Да, плевать я хотел!
– взревел он в совершённом гневе, оглушая всех и вся вокруг себя.
– О, ну начинается-бей-посуду-я-плачу… - пробормотала я под нос. Я наткнулась на Альбинин чья-бы-корова-мычала-взгляд. Я усмехнулась этому, хотя смешок явно был нервным. Отец тем временем определённо решил изрядно пополнить мой нелитературно-атапаскский-словарь. Таких заковыристых проклятий, я, клянусь, отродясь не слыхала. Я нерешительно взглянула на Рафа, и пожала плечами словно извиняясь за то, что заранее не предупредила, что в этом доме с душевнобольными проживаю. Хотя я полагаю это не было большим секретом для него.
– Теперь понимаешь, почему я молчала?
– усмехнулась я заговорчески, косясь на своего взбешенного отца.
– Нет, Тори!
– рявкнул вышеупомянутый, который взбешенный, - Я не понимаю!
– У тебя излишне бурная реакция, на шокирующую информацию.
Он было открыл рот, но осекшись, лишь тяжко вздохнул, и провёл ладонью по лицу. Костя обессиленно упал на стул, и Колян тут же спокойно протянул ему пачку Mallbaro, смотря на меня полу-обвинительно, полу-огорчённо. Прикурив, Костя, сложил пальцы с сигаретой, в замок перед своими губами, нервно покусывая губу.
– Сколько?
– Что, «сколько»?
– переспросила я, в непонятках. Отец удостоил меня, критически мрачным, а-сама-ты-как-думаешь-взглядом.
– Сколько это длилось?
– процедил он требовательно, стряхивая пепел в пепельницу. Он метал взгляд, от объекта ко мне, крутя пепельницу по гранитной поверхности островка. Я нахмурилась, чувствуя себя неуютно, тем более от поднятия этой темы. Да ещё и в присутствии Рафа, который, явно прямо, чёрт побери, сейчас клянёт по чём свет зря, медиков, которые занимаются спасением жизни моей психо-матери. Мне не нравится это! Скрестив руки на груди, я устремила взгляд в окно, избегая отцовского взгляда.
– Вот, только не надо сейчас это ворошить, ладно?
– пробормотала я недовольно, и довольно зло. Это могло злить, и причинять боль, тоже могло. Я нервно задёргала ногой под столом.
– Нет, не ладно!
– возразил Костя, - Ты, хоть понимаешь…
– Достаточно, Кость.
– отрезала я, леденящей сталью, резко пронзив его взглядом. Я встала на ноги, видя периферийным зрением, как играют желваки на хмуром лице Рафа. Я упёрлась в столешницу ладонями, слегка склоняясь вперёд, чтобы всё было предельно ясно, когда я скажу.
– Да - я до сих пор не помню всего. И даже не знаю, хочу ли узнать. Да - тогда я не осознавала этого. Сейчас, я конечно же предельно ясно понимаю, что это грёбанное безумие с доставкой на дом. Да - это
– я обвела растерявшийся электорат суровым взором, - И не приведи Таттитоб, кому либо познать все грани последствий за неповиновения, что довелось познать мне.
– я вновь заглянула отцу в глаза, -Да - это она убила моего татума. Тогда начались панические атаки, я не выдержала уже третью. И, да, чёрт побери, я при первой же возможности, с превеликим удовольствием прокляну её на индейском кладбище!
– ухмыльнулась я зло, и прихлопнула ладонью по столу, - Всё. Хватит об этом.
Отпрянув от стола, я поспешила убраться с кухни, ощущая весь изощренный спектр боли где-то внутри себя. Перед самой лестницей предо мной вырос Раф, я наткнулась на него. Стою, верной рабыней, своих демонов, и не могу заглянуть в сияние сапфировых глаз. А ведь свобода - в одном взмахе ресниц.
– Постой.
– он обхватил меня за подбородок, приподнимая мою голову, - Вик, посмотри на меня.
Отстранив его руки за запястья, я так и не нашла в себе сил посмотреть на него.
– Хватит, Раф. Я устала.
Я слышу свой слабый голос и слова словно мерзнут на губах. Шум в голове шепчет мне, о том, что так мне нужно, и легонько тянет за цепь.
– Я сколько угодно могу таять в сожалениях за своё больное дерьмо, но ты и не представляешь, что со мной…
– Прекрати. Хватит накручивают себе, все будет хорошо.
Но не знает он, что всё это несвоевременно поздно. Так поздно кричать «прости», так поздно… Просто поздно искать утешения и спасения. Я падала не из-за него, я падала из-за себя, падала для него. Но такое ощущение, словно жала курок, как последний шанс. В какой-то момент, всё перевернулось, так стремительно и я стала им лишь дышать, но чувствую, что сгораю дотла.
– Вик…
– Сдаюсь.
Я подняла взор на него. Он не осуждал и не сожалел. И я боюсь, - боюсь, что стоя, верной рабыней, своих демонов, смотря в сияние сапфировых глаз, я так и не обрету свободу. Мне нужно было пространство, стены стали давить на меня. И это просто невыносимо…
Я задохнулась, когда увидела бабушку. Не где-то рядом, нет, а во мне. Она вспомнилось мне, так чётко и ясно, что мир вокруг перестал существовать…
«…Её улыбка была подобна солнцу. Она улыбалась как солнце, заплетая мои волосы в косу, вплетая, ленты и белые цветки яблони.
– Запомни, Ви, всегда, позволяя касаться своих волос, человеку, удостоверься, живёшь ли ты в его сердце.
– говорила бабушка, насыщенный размеренным голосом, за моей спиной. Я сидела и смотрела огонь, танцующий, в медной чаше.
– Зачем?
– Завладев даже малой прядью твоих волос, человек, с не добрыми помыслами, может завладеть твоей душой.
– предупредила Рэйвен, назидательно. Я обернулась на неё через плечо.
– Как это, завладеть?
– Он может похитить у тебя душу, - заявила она серьёзно. Колокольчики пели свою песню, от дуновения ветерка, он колыхал призрачные ткани. Тени извивались от очага, озорничая вокруг.