Анафема
Шрифт:
Иногда звонили журналисты, просили о встрече, два или даже три раза подстерегли Катерину у подъезда, отделаться от них ей стоило немалых усилий. Больше она не доверяла ни одному человеку из пишущей братии. Разъяренные читательницы сразу начинали с ругани, а вот журналисты, вежливые, обходительные, сначала представлялись. Быстро приметив разницу, Катерина, услышав очередное имя-отчество, сразу вешала трубку. А номер, с которого звонили, ставила в «черный список» АОНа. Стало немного полегче.
В пятницу
Понедельник тоже начался с телефонного звонка. Катерина посмотрела на АОН — номер оказался незнакомым, откуда-то из центра.
Она решила подойти. Вдруг что-нибудь важное?
— Алло.
— Екатерина Алексеевна? Здравствуйте.
У него был тихий и спокойный голос, наполненный какой-то внутренней силой.
— Доброе утро. Простите, с кем я разговариваю?
— Я Артем Чернышов, старший…
Уставшая от бесконечных имен-фамилий из СМИ, Катерина даже не дослушала фразу до конца, сказала:
— Мне все равно, кто вы. Не звоните сюда больше. Слышать вас не хочу. Никого!
Катерина жила как во сне. Она все еще хотела вернуть Оксану, но уже почти не верила, что это осуществимо. Больше всего она мечтала, чтобы про нее забыли, перестали звонить и писать, перестали предлагать дурацкие интервью. Пройдет два-три месяца, и люди найдут себе новый скандальчик.
Но в первый день после майских праздников случилось то, чего она втайне ждала в последние дни. Ей предложили помощь.
Грубый, жесткий мужской голос, с едва заметным акцентом, сказал в трубку:
— Я от Валентина Павловича.
— Слушаю, — дрогнувшим голосом сказала Катерина.
— Есть хорошая возможность вытащить вашу дочь. Только решать надо быстро.
— Да! Конечно! Что я должна делать?
— Придется кое-кому заплатить.
— Все что угодно, любые деньги! Собеседник немного смягчился.
— Хорошо. Слушайте. Ваша дочь сейчас в больнице. Судя по всему, у нее гормональный дисбаланс и сильное нервное истощение.
— Господи!
— Скорее всего, сестры немного переборщили с наркотиками. Так вот — ее можно выкрасть из палаты и привезти к вам домой. Валентин Павлович считает, что без постоянной подпитки и ежедневной дозы химии… или что ей там колют, у Оксаны может начаться ломка. И здесь все будет зависеть только от вас. Если вы сможете быть все время рядом, не поддаваться на жестокие слова и угрозы, если вы перетерпите боль и обиду, ваша дочь к вам вернется. Согласны?
— Да, — ответила Катерина без колебаний. — Согласна. На все. Сколько понадобится денег?
— Немало. Пять тысяч. Часть пойдет на подкуп медицинского персонала, часть — исполнителям. Как я понимаю, такой суммы у вас на руках нет?
— Нет. Но я могу собрать!
— К завтрашнему вечеру сможете?
— Я попробую.
— Не надо пробовать, — сказал собеседник с нажимом. — Надо делать. Через два-три дня Оксану могут уже выписать. Тогда будет поздно.
Полдня Катерина обзванивала знакомых, собирая нужную сумму. Кое-что удалось выручить за оставшиеся со времен замужества драгоценности, а Иммануил Яковлевич, директор «Золотого кольца», не вдаваясь в подробности, приказал выписать аванс в счет зарплаты и даже прибавил небольшую премию.
К вечеру все было готово. Катерина попросила неведомого благодетеля отвезти ее в больницу, хотя бы краешком глаза посмотреть на Оксану. Тогда она отдаст деньги.
— Вы мне не доверяете? — спокойно осведомился он.
— Нет-нет… что вы! Просто… для меня это очень большая сумма… почти год работы. Я хочу быть уверена.
— Ладно, — после короткого молчания сказал собеседник. Голос его снова изменился, Катерине на секунду показалось, что он улыбнулся. — Я согласен. Утром в половине восьмого ждите нашего человека недалеко от главного входа в шестую больницу. Знаете, где это?
— Где-то на Бауманской?
— Немного ближе к центру. На Старой Басманной. Перед входом небольшой скверик, стойте там, постарайтесь не привлекать внимания. Оденьтесь скромно, лучше всего во что-нибудь поношенное. Не надо ходить, оглядываться по сторонам, высматривать. Просто стойте. К вам подойдут. Постараемся провести вас в больницу под видом дежурной сестры. И еще — не берите с собой никаких документов.
Ровно в семь тридцать, испуганно замирая в душе от непривычной конспирации, Катерина стояла у входа в больницу. Перед фасадом действительно располагался небольшой скверик, как ножницами охваченный по бокам заездами для машин скорой. Пробивавшаяся к весеннему солнцу трава и несколько чахлых деревьев выглядели изрядно запущенными, но россыпь маленьких листочков и зеленый ковер под ногами будто говорили: жизнь продолжается! Катерина почувствовала себя уверенней.
Вдруг кто-то взял ее под руку, жарко зашептал:
— Тише! Идите спокойно и улыбайтесь. Как будто все так и должно быть.
Она вздрогнула, но тут же выпрямилась, улыбнулась самым непринужденным образом и сказала:
— Доброе утро! Очень рада, что вы смогли меня встретить.
— Не переигрывайте, — проводник чуть качнул головой. — Слишком заметно. Идите следом, больше чем на два-три шага не отставайте. Обращайтесь ко мне — Семен Владиленович.
Он провел Катерину через пост охраны, показав какое-то удостоверение. Они вышли во внутренний двор, пересекли стоянку, на которой сейчас дремали несколько «Газелей» и «мерседесов» с надписью «Ambulance».