Анахрон (полное издание)
Шрифт:
По вечерам Вика все чаще уединялась с Лантхильдой в «светелке» и подолгу с ней о чем–то беседовала. Просила у Сигизмунда видеокамеру — мол, артикуляцию надо бы записать — но камера принадлежала Генке, а ехать сейчас к тете Ане Сигизмунд не хотел.
Вандалы стремительно приобщались к благам цивилизации.
Сигизмунд добыл им в «секонд–хенд–паласе» у Сашка более–менее сносные теплые куртки. Сашок был весел и оживлен. Вот у кого дела хорошо пошли, так это у него. Однако ж не зажлобился.
— Разбирают все, — поделился он с Сигизмундом. — Выметают подчистую. До чего
— Куда линять?
— Во–во, и я о том же. Нас нигде не ждут. Нам — так, старое тряпье скидывают. Ну ладно, бывай.
Обрядив вандалов в обноски с американского плеча (неплохие обноски — тут Сашок, надо отдать ему должное, постарался), Сигизмунд покатал их по городу. Медного Всадника показал. Исаакий продемонстрировал. Вандалы щупали огромные колонны, восхищались.
Родовичи — особенно Вавила — настырно требовали, чтобы Сигизмунд дал порулить. Пришлось решительно пресечь. Однако поездкой все равно остались довольны. Вечером шумно обсуждали, Вавила показывал, как рулят, Вамба хохотал, вспоминал что–то.
Вамба настойчиво интересовался у Сигизмунда, нельзя ли еще пару–тройку автомобилей прикупить. Больно уж вещь хорошая.
Вообще же поведение вандалов ставило Сигизмунда в тупик. Они не были похожи на растерянных людей, которые боятся будущего в незнакомом мире. Ни фига подобного. Похоже, они чувствовали себя в мегаполисе как на курорте. Радостно осваивались с действительностью, впитывали информацию, пользовались благами. То и дело любопытствовали насчет цен и перспектив добыть то или это. И — ни малейшего страха.
— Виктория, — заговорил как–то Сигизмунд с Викой, — ты бы у них узнала, как они жить–то собираются? Раз уж такие дела… А то свалились мне на голову и не шевелятся…
— Ты, Морж, сиди на жопе ровно, — отвечала ученая–филолог. — Они варвары. С их точки зрения, верх невежливости завалиться в гости и сразу же — о делах. Даже несмотря на то, что ты их пригласил.
У Сигизмунда отвисла челюсть.
— Я? Я их пригласил? Ты это… Ты чего? Это они?..
Вика глядела на него усмешливо и отстраненно.
— Не знаю уж, что там у вас с Вамбой… Они говорят: стоял ты у них в овраге, недалеко от этой самой Быстротечной, зазывал… Руками махал, жесты приглашающие делал… Вот они сюда и ломанули.
Сигизмунд убито молчал. В голове — будто все извилины в манную кашу смяли. Стало быть, в овраге. Недалеко от реки Быстротечной. Зазывал, значит. Вандалов. В Санкт–Петербург, колыбель трех революций.
Вика нехорошо постукивала по столу пальцами.
— Борисыч. Ты хоть расскажи, как там. Раз уж видел. Ну, воздух тамошний не в пример нашему, это ясно — вандалы наперебой на здешний жалуются: мол, дышать нечем. А остальное–то как, а?
— Ты что, Виктория, одурела? Да не был я нигде.
— Не крути, Морж. Я ведь с самого начала просекла, что ты нам с Аськой горбатого лепишь. Не все рассказываешь. Старичок–то тебя, видать, крепко вербанул. Ты что, думал, я дурочка? Я с твоей Лантхильдой–то побеседовала, а та возьми и выложи мне все. И как ты ее от смерти спас, когда сельчане порешить ее хотели. И как в овраге выкаблучивался. Бледненький такой, говорит. Сказать тебе, отчего ты бледненький был? Нажрался как свинья. За тобой это водится. Нажрался, пошел в свой Анахрон — и давай куражиться.
Сигизмунду стало противно. И тоскливо. Так же, как во время некоторых скандалов с Натальей, когда та заставляла его выслушивать разные нелепые измышления — а фантазия у Натальи в этом направлении работает что надо.
Не обращая внимания на плачевное состояние Сигизмунда, Вика безжалостно продолжала:
— Я еще Лантхильду твою спрашиваю: может, он нетрезвый там, в овраге, был? Она соглашается. Йа–а, йа–а, говорит, еще какой нетрезвый… Да, Морж, видать, ты хорошо тогда на грудь принял… А после этого говно туда всякое кидал.
— Куда? — тупо спросил Сигизмунд.
— К ним в село.
— Я кидал в вандальское село говно, — проговорил Сигизмунд, пробуя эти слова на зуб.
— Это вы прокурору, гражданин Морж, будете объяснять. Ты, Борисыч, хуже всякого вандала. На фига было у них в селе–то пакостить?
— Пакостить, — повторил Сигизмунд. — Ага, конечно.
— Мусорный бак зачем туда бросил?
— Я?
— Нет, я! — озлилась Вика. — Кто Анахроном баловался? Ты, разумеется!
— Ну да. А перед этим, нажравшись до скотского состояния, бродил по ихнему селу и приставал ко всем. Заводки искал. На том и с Вавилой–раздолбаем скорешился. А Лантхильду я умыкнул. Я ее еще с пятилетнего возраста присмотрел, когда дедушка обучал меня с Анахроном управляться. Бывало, зайдем с дедулей куда–нибудь в Вандалию, схитим бедолагу безвинного — и в ГУЛАГ, в ГУЛАГ…
— Не знаю, — сказала Вика. — Ты, Борисыч, конечно, можешь врать что угодно. Недосуг мне тебя слушать.
* * *
Теперь Сигизмунд жил с угнетающим ощущением одиночества. Он был решительно никому не нужен — ни родовичам, ни Вике, ни супруге своей Лантхильде. Лантхильда образца второго пришествия разительно отличалась от той испуганной девушки с летящим профилем, которая ворвалась в его жизнь и наполнила ее тайной. Она превратилась в угнетающе–домовитую беременную даму. В последнее время увлеклась лоскутом, изучив это искусство по журналу «Бурда–моден». По всей квартире валялись какие–то клочки, тряпочки и ниточки. Лантхильда вырезала их треугольничками и квадратиками и сшивала в узоры по образцу. Сигизмунда это невероятно раздражало.