Анахрон (полное издание)
Шрифт:
— Шмотки возить? — спросил Сигизмунд. — Челноками? Туда — гонконговские калькуляторы да турецкие куртки, оттуда — золото и археологические раритеты…
— Сейчас по морде схлопочешь! — сказала Вика. — С ума сошел? Такой материал! Я бы видеокамеру купила! Ты не понимаешь…
— Да уж где нам, сиволапым… Кстати, меня перед тем как в соседних дворах приземлить, Анахрон, кажется, бросил–таки в твой любимый пятый век.
Вика вся напряглась.
— И как там? Что ты видел?
— Звезду видел. Склон оврага.
— И все?
— Да я там минуты три пробыл от силы. Да, еще гарью там воняло.
Вика расплакалась.
— Да что ты, в самом деле! — огорчился Сигизмунд. —
И тут Сигизмунда озарило. Он посидел с раскрытым ртом, потом проговорил медленно:
— Слушай, Вика. А ведь все сходится. Там ведь действительно гарью пахло.
— Ну и что? Костры?..
— Да нет, костры так не пахнут. Похоже, там все село пожгли.
— Кто пожег?
— Откуда я знаю, кто? Мне не доложились. Враги какие–нибудь. Были у вандалов враги?
— У всех были… Стой. Дед же рассказывал, что неспокойно у них в последнее время стало. Потому Вамба так и интересовался огнестрельным оружием, кстати. — Вика посидела, хмурясь.
— Так что же получается? — сказал Сигизмунд. — Если моя теорийка имеет под собой основания… а село ихнее действительно пожгли… то бытийная масса наших гостей уменьшилась до нуля. Стало быть, они здесь всерьез и надолго. Так?
Вика поразмыслила еще немного. Потом решительно сказала:
— Думаю, ты прав. Знаешь что, Морж, надо аттиле сказать, что село сожгли.
— Ты что, с ума сошла? Старика в гроб загнать хочешь? Если он здесь навегда, то лучше ему не знать…
— Ты плохо его знаешь, Морж. Это такой старик, которому лучше говорить правду
Глава восемнадцатая
Сигизмунд впервые присутствовал при рассказах аттилы.
Они собрались на этот раз не в «светелке», а в гостиной. Лантхильда устроилась за столом, положив подбородок на кулаки, и не сводила со старика глаз. Иногда шевелила губами, словно повторяя за ним. Наверняка слушала не по первому разу.
Вика неподвижно сидела рядом со стариком, держа на коленях маленький диктофон. Аттила не обращал на диктофон никакого внимания. Говорил себе и говорил.
Сигизмунд боялся, что будет скучно. Языка он не понимал, а Вика не переводила.
Но скучно не было.
Видно было, что дед Валамир — искусный рассказчик. Он то хмурился, то вдруг раздвигал кустистые брови и лучезарно улыбался, то выдерживал драматические паузы, после которых произносил фразу–другую чужим голосом, иногда торжественно–басовитым, иногда дрожащим или тонким. Да, Виктория права: нужно добывать камеру и снимать старика на видео.
Очень скоро Сигизмунд перестал замечать шрамы на лице Валамира. Да и сам Валамир как–то исчез, растворился в том бесчисленном множестве персонажей, что действовали в его историях. Сигизмунд «уплывал». Подобный эффект иногда постигал его во время пения Мурра.
И чем больше Сигизмунд наблюдал за аттилой, тем больше понимал: Валамир — умный, волевой человек, привыкший держать свой род крепкой рукой. Эта сильная воля накладывала неизгладимый отпечаток на все, что делал или говорил аттила. Сигизмунд вдруг понял, что его это непостижимым образом успокаивает.
Вика, щелкнув диктофоном, поставила новую кассету. Аттила терпеливо ждал, пока она снова включит диктофон. Вика кивнула. Валамир заговорил снова. В глазах заискрилось лукавство, рот раздвинулся в усмешке. В речи замелькало имя Вамбы.
Сигизмунд не выдержал — попросил перевести.
— «И вот когда народился Вамба, устроили большое пиршество. День пировали, другой допировывали. Вамба родился, когда урожай был снят. В сытное
брюхе у него заурчало. И отверз уста и сказал: «Вамба».note [7] Гундамуд–то — он умом недалек. Но поняли все, что прав на этот раз Гундамуд. И впрямь, сытное имя — «Вамба». И стал Вамба Вамбой. А когда минуло Вамбе пять зим, дожди шли и урожай сгнил. И на следующий год плохо земля родила. И голод был. Вамба ходил сам тощий, а брюхо большое.»
Аттила выждал, пока Вика закончит, — перебивать не унизился, — и еще одну историю поведал.
«У Бавдериха жена была дивно толстая. Поначалу не была она столь толстой, но после седьмого дитяти вдруг отучнела. И вот как–то летней порой пошел Бавдерих с женой в лес. Недалеко от села. В лесу том — кусты ягодные. Густые–прегустые. Вот ходят Бавдерих с женой по кустам, кормятся. Разошлись в разные стороны. И вдруг помнилось Бавдериху, медведь бродит. В нескольких местах ветки хрустят под тяжестью звериной. Бавдерих, такое дело видя, из кустов тишком вылез. Копье при нем было. Ясно, что с копьем в куст не полез. Копье в стороне лежало. Вот взял Бавдерих копье, стоит — слушает. То тут, то там хрустнет. В одном месте тяжело хрустит, а в другом — еще тяжелее. А неудобно стоял Бавдерих — солнце ему в глаза светило. И с места не сойти, нельзя себя выдать зверю лютому. И за жену боязно. И злобствовал Бавдерих: зачем баба глупая с ним пошла! Наконец хрустнуло совсем тяжко — и метнул Бавдерих копье в медведя. А оттуда жена его как заорет! Позабыв обо всем, бросился Бавдерих на голос. Глядь — жена с копьем в боку лежит в кустах и глаза уже закатила. Оборачивается — а над ним медведище огромный стоит, морда с проседью, когти как ножи, клыки — и того больше. И заломал зверь Бавдериха. А потом ушел, дал подтухнуть. После вернулся — объел Бавдериха с женой. Два раза солнце всходило — хватились в селе Бавдериха. Нашли и его, и жену. Всем миром смекали — поняли, как было дело. Вот как случилось с Бавдерихом».
7
ote7
«Вамба» (готский) — «брюхо».
Эту историю Вика тоже для Сигизмунда перевела. Сигизмунд вдруг понял, что Лантхильда — еще в самом начале их отношений — пыталась рассказать ему о Бавдерихе. Рисовала ему медведя, мужика с толстой бабой, кусты… Он тогда не сообразил, о чем это.
Спросил, как догадались, что медведь таким был, а не иным.
Аттила сказал, что это умному Сегериху в голову пришло.
И добавил что–то, посмотрев на Сигизмунда пристально.
— Что он говорит? — жадно спросил Сигизмунд. А про себя вдруг подумал: может, и вправду язык вандальский выучить?
— Говорит, что медведя этого боги послали. Бавдерих некогда клятву преступил. Хоть у аланов давал клятву в роду Андага, а все равно настигли боги и покарали.
— А какую клятву?
— Того никто не помнит. Но аттила считает — боги покарали. И Сегерих так считает. Похоже, Сегерих у них в селе и впрямь за самого умного канал.
— Спроси, какой он из себя, Сегерих–то? — попросил Сигизмунд.
Аттила охотно объяснил: не самый умный, но самый правильный. Сегерих — родич аттилы. Стало быть, и Сигизмунду он родич тоже. Если Сегерих за что–то взялся — значит, смело можно за это браться. Сегерих всегда примером служит. Поэтому и ищет аттила Сегериха. Где Сегерих прижился и как обустроился — так и нам поступать должно, не ошибемся.